Клайв Баркер - Алые песнопения [litres]

– О чём задумался? – точно ножом, его мысли вспорол голос Дейла.

Эти слова были крючком, укутанным в саму невинность.

– Пытаюсь понять, как так получилось, что мы собрались в одну группу, – сказал Гарри. – Почему мы здесь.

Дейл хохотнул.

– И даже не догадываешься, не так ли?

– Нет. А ты?

– О-о. Вопрос вопросов, правда?

– И ты уже знаешь ответ.

– Само собой.

– Посвятишь в тайну?

– Легко: смотреть не значит видеть.

Гарри рассмеялся.

– Это ещё что за шарада?

– Во сне услышал.

Очевидно, Дейл решил, что на этом разговор достиг логической точки – не проронив больше ни слова, он поцеловал Гарри в макушку и беззаботно пошел себе прочь. Тем временем у Кеза каким-то образом получилось успокоить Лану. Он помог ей подняться на ноги, но так, чтобы трущобы оказались вне поля её зрения.

– Я не хочу туда спускаться, – всхлипывала она. – И никто из вас меня не заставит.

– Да мы и не собирались, – сказал Кез.

Вверху послышался дружный хриплый хор птичьего клекота.

Гарри взглянул вверх и увидел, что шум издает пара крылатых тварей – они были покрупней круживших над городом собратьев. Они слетелись с поразительной скоростью. Их привлекли либо многообещающе мучительные стенания, либо запах, который Гарри различил только сейчас. То был настоящий букет: в нём чувствовалась кровь, душистый аромат старого ладана и ещё один запах, который никак не узнавался, и оттого дразнил пуще остальных.

Взбудораженный обменом загадками (разговором-то это не назовёшь) с потенциально безумным южанином, Гарри сидел на вершине холма и рассматривал царившую вокруг адскую смесь великолепия и гротеска. С момента, как он вышел из своей нью-йоркской квартиры, в нём накопилось ещё больше усталости, и он страшно нуждался в десятилетнем отпуске на Гавайях, – лишь он, хижина и удочка – но если ему правда хотелось туда попасть, сперва придётся покончить с текущим делом.

– Окей, – сказал он. – Поехали.

Туман на Норму не действовал. Жрец Ада выполнил её просьбу, и чем бы он ни ограждался от пагубного влияния зелёной дымки, защита распространялась и на неё. Однако Норма отчётливей, чем хотелось, слышала страшные звуки, издаваемые теми, кто не обладал такими чарами. Одни лишь мычали от боли, другие молили о помощи, но самыми жалкими были те, кто при виде явившегося из дымки величественного Жреца падали ниц и просили его смилостивиться да избавить их от страданий.

Внезапно заорал Феликссон. Норма держалась за его одежды и почувствовала, как ткань выдернули из её рук.

– О, Господи Всемогущий, нет! – вопил маг. – Я чую туман! Он лезет в мои глаза! В мой рот! Повелитель! Хозяин! Помогите мне!

Норма встала как вкопанная.

– Эй! Что случилось? Феликссон ведь должен быть защищён.

– Был защищён, – голос демона прозвучал у самого уха Нормы, и она подскочила. – Но я отнял чары.

– Что? Почему?

– Его история подошла к концу. Службу мне он сослужил. Мне нужна только ты.

– Так нельзя! Молю, пощади его.

– Хочешь оказаться в числе моих должников?

– Он облегчил мою боль.

– Лишь потому, что не желал тебя нести.

– Знаю. Знала с самого начала. Но всё равно он это сделал.

– Так и быть. Ему нужно лишь попросить. Слышишь, Феликссон? Проси, и дано будет тебе.

От мага послышался какой-то ответ, но слова ему не давались. Норма обернулась на его хрипы.

– Говори! – крикнула она. – Феликссон, послушай меня! Твой Повелитель позвал тебя по имени! Ответь ему. Тебе нужно лишь ответить.

Выставив руки, она шагнула к Феликссону. Первым в контакт с ним вошёл носок её правой туфли.

– Слышишь меня? – умоляющим голосом спросила Норма.

Она наклонилась в попытке нашарить мага руками. В ответ он лишь вздохнул, пыхнув ей в лицо газами.

– Феликссон! Говори!

Норма услышала какие-то жалкие звуки – колдун из последних сил старался что-то сказать. А затем он затих.

– Феликссон? – прошептала она во тьме.

– Он не слышит тебя, – сказал Жрец.

– О, Боже правый… – прошептала Норма.

Её пальцы всё ещё не верили в то, что начал понимать её разум, и продолжали поиски тела. Норма опустилась на одно колено, и тут она нащупала что-то горячее и липкое. Она тут же отдёрнула руку, но в голове уже начал обрисовываться непрошеный образ плоти, изъеденной хищным туманом.

– Я не понимаю, – сказала она. – Этот человек служил тебе верой и правдой.

– Какая мне выгода с чувств?

– Разве тебя никто и ничто не заботит?

– Всё есть смерть, женщина. Всё есть боль. Любовь плодит утрату. Отшельничество плодит презрение.

В какую сторону ни повернись, тебя ждут лишь побои. Наша единственная, истинная повинность – смерть. Наше единственное наследие – прах.

На этих словах он развернулся и двинулся дальше, оставив мертвеца позади. Норма прочитала над Феликссоном короткую молитву и быстро последовала за киновитом – из страха, что если промедлит, Иглоголовый сочтёт и её недостойной защиты. Несмотря на почтенный возраст и слепоту, Норма без труда поспевала за демоном. Каким бы заклинанием он ни укутал её, оно придало сил её телу, и она шла по пятам киновита без чрезмерных усилий.

Теперь это здание именовалось Бастионом Тиата. Оно сменило множество названий, ведь каждый следующий деспот нарекал его по-своему. Внутреннее убранство переделывали в соответствии с метафизическими потребностями и амбициями жильцов, но фасад оставался неизменным. То была суровая каменная башня. Её блоки измерили и вырезали так точно, что, если не стоять у самой стены, невозможно было сказать, где заканчивается один камень и начинается другой.

Бастион породил множество легенд. В основном они касались его создания, и вот самая вероятная: здание было самым древним в округе, а его созидателем, архитектором и единственным каменщиком был прадемон по имени Хоэтак – крепость он построил, чтобы защитить свою человеческую жену, женщину по имени Жаклин, которая тогда вынашивала в своей утробе квинтет гибридов. Её порождения были первыми плодами сношений между жалкими людьми и павшими, но величественными ангелами. Выжили все – отец, мать и дети, – и эти пять династий производили потомков со всё более загрязнённой родословной, среди которых беспрестанно лилась кровь вендетт.

Тем вечером из восьми членов текущего режима в Бастионе находилось только трое. Их полный энтузиазма генерал Августин Пентатийеа, страстный любитель войн да их чарующих жестокостей, покоился в кресле с высокой спинкой, где обычно восседал Ката Ниа’капо, глава режима.

Его отсутствие не осталось без внимания. Более того, Езекиум Сат и Джозефин Л’ти не могли утаить волнение:

– Вот был бы здесь Ниа’капо, ситуация была бы уже под контролем, – заговорил Сат.