Дин Кунц - Незнакомцы

Ее голос сел, и она отхлебнула пива, чтобы успокоиться.

Нед от потрясения онемел.

— Дело в том, — продолжала исповедоваться Сэнди, — дело в том, что случившееся позапрошлым летом на самом деле каким-то образом воздействовало на меня. Но, если бы Нед не заботился обо мне все эти годы, у меня никогда не появился бы шанс перемениться.

У Неда перехватило дыхание и заколотилось сердце от этих слов, исполненных любви и признательности.

Бросив на него взгляд, Сэнди вновь уставилась на пивную бутылку и начала рассказывать о своем кошмарном детстве. Подробности издевательств, чинимых ее папашей, она опустила, но поведала, не без смущения, о том, что испытала в Лас-Вегасе, куда он отвозил ее время от времени в распоряжение мерзкого сводника. Все были потрясены услышанным, а Нед обнял и прижал Сэнди к груди, когда она закончила свой драматический рассказ. Он был поражен силой ее воли и отныне полюбил жену еще сильнее.

Всем требовалось еще пиво. Нед сходил и принес из холодильника пять бутылок «Дос Эквиса».

— Но это переворачивает все с ног на голову, — недоуменно покачал головой Корвейсис. — Если исходить, конечно, из того, что на всех нас случившееся произвело совершенно иной эффект. Я в некотором роде тоже извлек из этого выгоду, потому что выбрался из своей скорлупы. Но Эрни, доктор Вайс, Ломак — ведь все они испытывали ужас, их мучили кошмары. Как же объяснить положительное воздействие этого происшествия на Сэнди? Вы на самом деле не испытываете никакого страха, Сэнди?

— Никакого, — подтвердила она.

Все это время Эрни сидел ссутулившись и опустив голову, словно бы ожидая внезапного нападения сзади. Теперь же, сжав рукой бутылку пива, он распрямил спину и слегка расслабился.

— Верно, — откликнулся он. — Я начал бояться темноты именно после того загадочного происшествия. Но помните, я говорил вам о том месте, что неподалеку отсюда, всего в четверти мили? Не сомневаюсь, что там произошло что-то жуткое и, видимо, имеющее прямое отношение к промыванию мозгов. Когда я оказываюсь рядом с тем местом, я испытываю нечто большее, чем страх. У меня колотится сердце, я сразу возбуждаюсь, но это какое-то странное возбуждение, к чувству страха примешиваются и другие эмоции.

— Мне кажется, это то же самое место, куда меня невольно тянет, когда я выезжаю покататься на машине, — сказала Сэнди.

— Я так и знал! — обрадовался Эрни. — Когда мы утром возвращались из аэропорта, я подумал: «Сэнди тоже чувствует это проклятое место!» Ты еще снизила там скорость, верно?

— А что именно ты ощущаешь, проезжая мимо этого заколдованного места, Сэнди? — спросила Фэй.

— Покой, — с теплой улыбкой произнесла Сэнди. — Мне там очень спокойно. Это трудно объяснить. Понимаете, мне кажется, что от камней и деревьев там исходит спокойствие, все дышит гармонией...

— А мне там совсем не спокойно, — передернул плечами Эрни. — Я испытываю страх и лихорадочное возбуждение, какое-то неестественное предчувствие потрясающего открытия. Оно и влечет меня к себе, и до смерти пугает.

— Ничего похожего я не испытываю, — ответила Сэнди.

— Нужно съездить туда, — предложил Нед. — Проверить, какие эмоции пробуждает это место в остальных.

— Утром, — сказал Корвейсис, — когда будет светло.

— Мне кажется, это место может воздействовать на каждого из нас по-разному, — заметила Фэй. — Но вот о чем я думаю: почему ни у меня, ни у Неда нет никаких странных ощущений? Почему то, что довело до самоубийства Ломака и столь трагически воздействовало на доктора Вайс из Бостона, изменило жизнь Доминика и Сэнди, напугало Эрни, почему это никак не затронуло нас?

— Может быть, вам с Недом поосновательней промыли мозги? — предположил Доминик.

От этой гипотезы Нед вновь покрылся гусиной кожей.

Некоторое время они еще обсуждали ситуацию, потом Нед предложил, чтобы Корвейсис попытался восстановить ход событий той самой пятницы, 6 июля, с того момента, когда наступает провал в памяти.

— Вы ведь помните первую половину вечера лучше остальных, — сказал он. — И, насколько я понял, сегодня чуть не вспомнили нечто важное, когда зашли сюда в первый раз.

— Верно, — согласился Корвейсис, — но в последний момент, когда я что-то уже начал припоминать, ноги вдруг сами понесли меня к выходу из бара. Представляю, как нелепо я выглядел. Я совершенно не отдавал себе отчета в том, что делал. Боюсь, это может повториться, если попытаться еще раз восстановить те далекие события.

— Все равно нужно попробовать, — настаивал Нед.

— Теперь вам будет легче, ведь мы рядом, — добавила Фэй.

Корвейсис отхлебнул пива, встал из-за стола, не выпуская из руки бокала, и направился к двери. Встав к ней спиной, он сделал еще один глоток, оглядел помещение, словно всматриваясь в лица сидевших здесь в тот вечер людей, и сказал:

— Трое или четверо мужчин сидели за стойкой. Там еще были люди, но их лиц я не помню. — Он медленно двинулся по проходу мимо Неда и остальных, подошел к соседнему столику, выдвинул стул и сел. — Вот здесь я тогда расположился. Сэнди принесла меню, я заказал ужин и бутылку пива. Когда я солил жареную картошку, солонка выскользнула и соль просыпалась на стол. Я бросил щепотку через плечо — глупость, конечно, к тому же я угодил солью в лицо мисс Вайс, которая как раз шла по проходу. Теперь я словно наяву вижу ее лицо — это та самая блондинка с фотографии.

Фэй ткнула пальцем в лежащий на столе напротив Неда снимок.

Корвейсис продолжал:

— Очень красивая женщина, я не мог оторвать от нее глаз.

Нед подумал, что в нормальной обстановке эта женщина с бледным лицом и пустыми мертвыми глазами, возможно, действительно недурна.

Между тем Корвейсис продолжал говорить все тем же неестественным голосом, словно бы перенесясь в прошлое:

— Она села за дальний столик, у окна. Солнце зависло над горизонтом, комната залита золотистым светом. Я заказал еще пива, мне не хочется уходить... — Он отхлебнул из бокала. — Равнины стали багровыми, потом черными. Наступила ночь...

Завороженный отчаянной попыткой Доминика оживить свою память, Нед тоже попытался припомнить тот вечер, и не безуспешно: ему вспомнился молодой священник, запечатленный на одном из лежавших на столе снимков, потом — супружеская пара с дочерью.

Корвейсис встревоженно огляделся по сторонам и приложил правую ладонь к уху:

— Какой-то необычный гул. Вот он нарастает, приближается... Дальше ничего не помню, темный провал...

Когда писатель упомянул нарастающий гул, Неду Сарверу почудилось, что он тоже слышит этот звук. Он чувствовал, что стоит на краю черного провала, в который и хочется, и боязно заглянуть, но понимает, что обязан одолеть страх. С замирающим сердцем он произнес: