Дин Кунц - Незнакомцы

— Полагаю, что эти фонари напомнили вам светильники в мотеле «Спокойствие». Они тоже с желтыми стеклышками, — с улыбкой пояснил Доминик.

— Проклятие! — воскликнула Джинджер. — Выходит, каждый мой приступ неосознанного панического бегства был вызван каким-то предметом, напоминающим мне о тех днях, когда мне промывали мозги!

Доминик достал из кармана фотографию и протянул ей.

— Конец света! — прошептала Джинджер, взглянув на снимок, и отвернулась, заметно побледнев.

Доминик молчал, давая ей время успокоиться.

В сумерках машины на стоянке походили на затаившихся хищников. Ветер сметал с асфальта мусор и мертвые листья.

— Это какое-то безумие! — наконец произнесла Джинджер, вновь уставившись на фото. — Что же вынудило их пойти на такой рискованный шаг? Что могли мы увидеть такого уж дьявольски важного?

— Мы это выясним, — заверил ее писатель.

— Вы уверены? Думаете, они нам позволят? Они застрелили Пабло. Они ни перед чем не остановятся, чтобы заставить нас молчать.

— Мне думается, что среди них нет единства мнений. Есть упрямые служаки типа полковника Фалькирка и его людей, но есть и такие, которые придерживаются иной позиции: это те двое, которые откачивали нас после отравления, и неизвестный доброжелатель, рассылающий фотографии и предупреждения. Твердолобые хотели нас всех убить, не полагаясь на эффективность блокады памяти и промывки мозгов. А ребята подобрее решили ограничиться стиранием воспоминаний и контролем за деятельностью мозга.

— Убийца Пабло, видимо, из компании твердолобых.

— Да, это человек Фалькирка. Полковник, очевидно, твердо намерен уничтожить каждого, кто будет угрожать прикрытию, из чего следует, что мы все в опасности. Нам остается лишь уповать на добрую волю противников Фалькирка. В любом случае нам некуда отступать. Мы не можем разъехаться по домам и жить, словно ничего не произошло, только потому, что перед нами слишком грозный враг.

— Верно, — согласилась Джинджер, — мы не можем так поступить. Пока не узнаем, что с нами случилось, мы вообще как бы и не живые люди, у нас отняли наши жизни.

Ветер хлестал жухлой листвой по ветровому стеклу и крыше. Джинджер огляделась вокруг.

— Они наверняка знают, что мы собираемся все вместе в мотеле, что их план рушится. Как вы думаете, за нами наблюдают?

— Скорее всего они взяли под наблюдение мотель. По дороге в аэропорт я не заметил слежки.

— Им и не нужно следить за вами, — мрачно заметила Джинджер. — Они знают, куда вы едете и за кем.

— Значит, мы всего лишь букашки на лапе великана и он в любую минуту может нас прихлопнуть?

— Возможно, — откликнулась Джинджер Вайс. — Но клянусь, мы по крайней мере можем пару раз укусить эту лапу, прежде чем нас прихлопнут.

Эти слова были произнесены с такой яростной решимостью, что Доминик не выдержал и рассмеялся, представив себя злой букашкой, кусающей лапу великана.

Джинджер удивленно заморгала, а затем тоже рассмеялась:

— Думаете, я слишком много на себя беру? Да пусть этот исполин и прихлопнет меня, но я все равно его разок пребольно цапну!

— Вы отчаянный человек, доктор Вайс, — заходясь от хохота, воскликнул Доминик. — Можно я буду вас отныне называть мисс Храбрячкой?

Сейчас Джинджер казалась ему еще красивей. Даже если бы их жизненные пути никогда не пересеклись, он все равно бы обратил на нее внимание при случайной встрече: она была не такая, как другие привлекательные женщины, в ней была изюминка.

— Вы хотите познакомиться с остальными товарищами по несчастью? — глубоко вздохнув, спросил он ее.

— Да, конечно, — сказала она, вытирая подушечками тонких пальцев слезы, выступившие от смеха в уголках глаз. — Я очень хочу с ними познакомиться — со всеми остальными букашками на лапе великана.

За полчаса до сумерек на равнины предгорья легли длинные тени. В вечернем полусвете заросли полыни, кустарника и даже камни обрели некую таинственность.

Прежде чем отвезти Джинджер в мотель, Доминик показал ей так называемое «особое место» — участок земли в двух сотнях ярдов к югу от федерального шоссе № 80. Ветер зловеще шуршал едва различимой во мгле растительностью, покрытой блестящей изморозью.

Засунув руки в карманы куртки, Доминик молча встал поодаль, чтобы не смазать ей первое впечатление от загадочного места.

Джинджер не спеша прогулялась по площадке, чувствуя себя сперва довольно глупо, — словно была участницей сомнительного научного эксперимента. Но это ощущение прошло, когда она и в самом деле ощутила какие-то импульсы, от которых ее вдруг затрясло. Странное беспокойство нарастало, в зловещих тенях мерещилась угроза, появилось смутное желание бежать от них. Беспокойство переросло в страх, дыхание ее участилось, сильнее забилось сердце, и чей-то знакомый голос вдруг произнес:

— Это внутри меня. Это внутри меня.

Джинджер резко обернулась, но за спиной у нее никого не было, только сухая полынь да тени на мерцающем в серых сумерках насте.

— В чем дело? — спросил Доминик, шагнув ей навстречу из полумрака.

Джинджер вздрогнула: голос, который она только что слышала, явно принадлежал Доминику, но только слова эти были им произнесены не теперь, а когда-то раньше, возможно, на этом же самом месте. Это было эхо прошлого, отголосок памяти о событиях 6 июля позапрошлого года, просочившийся сквозь трещину в «Блокаде Азраила». Всего три слова, произнесенные дважды:

«Это внутри меня. Это внутри меня».

Внезапно все вокруг наполнилось чудовищными призраками. Страх пронзил каждую клеточку ее тела. Джинджер резко повернулась и быстро пошла в сторону шоссе, не отвечая на тревожные оклики Доминика. От страха У нее перехватило горло и онемел язык. Она не выдержала и побежала...

Только в машине, отдышавшись и отогревшись, она смогла объяснить, что произошло.

— Это внутри меня, — задумчиво повторил Доминик, внимательно выслушав ее сбивчивый рассказ о внезапно охватившем ее ужасе при виде самых обычных предметов и явственно прозвучавших в ее голове словах.

— Вы уверены, что именно это я сказал вам в ту ночь?

— Да, — с дрожью в голосе подтвердила Джинджер.

— Это внутри меня. Странно. Что я хотел этим сказать?

— Не знаю, — пожала плечами Джинджер. — Но у меня от этих слов мурашки бегут по коже.

— И у меня тоже, — помолчав, ответил Доминик.

В тот вечер в мотеле Джинджер чувствовала себя так, словно оказалась на семейной вечеринке в честь Дня Благодарения. Несмотря на свалившиеся на них напасти, все собравшиеся в мотеле «Спокойствие» не падали духом, сплотившись, как одна семья. Все шестеро суетились на кухне и общими усилиями готовили ужин. Эти домашние хлопоты помогли Джинджер освоиться и ощутить себя полноправным членом этого необычного сообщества.