Рональд Четвинд-Хейес - Элементал и другие рассказы

Кловер вняла его словам. Она вышла замуж за Грегори уже на следующей неделе и отвезла моло­дожена в Брайтон на короткий медовый месяц. Когда они вернулись в коттедж, снег сошел, и тра­ва поднялась на целый ярд.

— Найми парня, чтобы подстричь ее, как только получишь деньги, — сказал Грегори Кловер. — Я не могу делать это сам.

Примерно два месяца спустя Кловер могла сама выписывать чеки, и они воспользовались услугами мистера Дженкинса, который пришел из деревни, вооруженный косой и серпом.

— Вот это работенка, — заметил он, задумчиво смотря на миниатюрные джунгли. — Это будет редкостно усердный труд.

Грегори налил ему пинту пива, и, должным об­разом подмазанный, мистер Дженкинс пошел по­жинать. Сначала он прорезал широкую тропу с края сада, и воздух наполнился запахом свеже­скошенной травы. Под старым вязом он остано­вился, положил косу и внимательно осмотрел от­крывшуюся землю. Грегори, наблюдавший с безо­пасного расстояния, выкрикнул:

— Что такое, мистер Дженкинс?

Мистер Дженкинс снял шляпу, нагнулся, поло­жил в нее несколько мелких предметов. Потом он быстро вернулся по проходу, который создала его коса, и приблизился к Грегори, качая головой и цокая языком.

— Посмотрите, сэр. Я никогда в жизни не видел ничего подобного.

Он протянул перевернутую шляпу Грегори. В ней лежала кучка из примерно дюжины серо-белых предметов, отдаленно напоминающих крошечные стиснутые кулаки. Каждый был размером пример­но с мячик для гольфа; мизинцы плотно прижаты, большие пальцы вытянуты под прямым углом; они были очень реалистичными, будто большой кулак дал всходы.

— Думаю, — сказал мистер Дженкинс, — что это какие-то грибы. Смотрите, они мягкие и кашеоб­разные. Наверное, они так закрутились, когда росли. Если вы разрешите, сэр, я возьму их домой, чтобы моя миссис пожарила их с маслом. Я дам немного моему старому петуху, и если утром он бу­дет жив, то будь я проклят, если не съем их с лом­тиком бекона и жареными яйцами. Только если вы не хотите оставить их себе, сэр.

— Нет, спасибо, — Грегори покачал головой, — берите вы.

Мистер Дженкинс вернулся к работе, и через десять минут дошел до яблони. Он снова остано­вился. Потом произнес:

— Подойдите, сэр .

— Что еще? — Грегори пошел по скошенной траве и наконец дошел до дерева, где увидел мис­тера Дженкинса, стоящего на коленях и осматривающего желтоватую растительность, которая по­крывала примерно три квадратных фута земли.

— Будь я проклят, вот еще грибы, только эти похожи на мизинцы и большие пальцы. Черт меня дери, если другие не похожи на мизинцы ног. Ни­чего не понимаю.

— Их вы тоже хотите пожарить? — спросил Гре­гори.

— Нет. Они слишком необычны, чтобы их есть. Я думал, что они будут хорошо смотреться между моих георгин. Может быть, они разрастутся и станут хорошим указателем границы сада.

— Возьмите все, что сможете найти.

— Большое спасибо, сэр.

Грегори вернулся к дому и ужину. Мистер Дженкинс взял серп и приблизился к каменной горке.

— Мизинцы... большие пальцы рук... большие пальцы ног? — спросила Кловер. — Как странно. Ты же не думаешь..?

— Не волнуйся, милая, — увещевал Грегори, на­калывая вареную картошку на вилку. — Просто какие-то грибы. Старина Дженкинс говорит, что съест их.

— Отвратительно, — зевнула Кловер. — Мне становится скучно. Думаю, мы должны куда- нибудь уехать на несколько дней.

— Черт, дорогая, мы только вернулись. Я. что это было?

Это был крик. Так может кричать человек, кото­рый принял ядовитую змею за кусок старой верев­ки, или повстречал самого себя спускающимся по лестнице. Крик повторился, только теперь был бо­лее высоким; потом раздался звук шагов, сопро­вождаемый рыданиями.

— Какого..?

Грегори встал и выбежал в сад, чуть не столк­нувшись с мистером Дженкинсом, который реши­тельно несся к передним воротам. Он остановился, указал трясущимся пальцем на Грегори и разра­зился потоком слов.

— Думал, это чертова капуста . Чертова желтая капуста... хотел ее срезать... хотел рассказать... я... рассказать... чертов рот открылся. еще один. о боже.

Потом он повернулся и побежал со скоростью, невозможной для человека его возраста, через от­крытые ворота, и Грегори слышал, как его тяже­лые шаги стихают на дороге.

— Грегори, — Кловер схватила его за руку, — ты думаешь..?

— Мы должны выяснить, — просто сказал он. — Мы должны пойти. туда, — он кивнул в сторону каменной горки, — мы должны выяснить.

— Я не хочу, — завыла Кловер.

— Мы должны, — прошептал он, — мы должны.

Он медленно пошел вперед, словно скованный тяжелыми цепями; и казалось, по крайней мере Грегори, что они идут по покрытой травой тропе прямо в ад. Каменная горка была вычищена от сорняков, листьев и травы; камни и половина кир­пичей выступали в солнечном свете как лунные горы. Потом они увидели то, что венчало уродли­вую кучу, и Кловер приглушенно вскрикнула.

— Нет, — Грегори покачал головой, — это не­возможно.

Голова, которая торчала на вершине каменной горки, была желтой, на первый взгляд похожей на капусту; щеки запали, глаз не было, рот зиял, воло­сы были спутанной, покрытой землей мочалкой, похожей на незаконченное птичье гнездо, но все же узнаваемой. Артур поднялся из глубин.

Грегори медленно обошел «каменный сад» и об­наружил, что чаша его ужаса еще не наполнена. На дальней стороне проросла еще одна голова. Бо­лее потрепанная, более обветшалая; просто череп, покрытый грубой желтой кожей. Казалось, она смотрит вверх на голову Артура, и легкий ветерок колыхал спутанную массу серых волос, создавая впечатление гротескного движения, словно она возмущалась двумя футами пространства, которое их разделяло.

Крики Кловер были дикой симфонией ужаса, которая заставила птиц подняться с ближайших деревьев и взлететь в безоблачное небо, словно ар­мии потерянных душ, стремящихся сбежать из Га­деса.

Грегори тоже думал о побеге, но знал, что убе­жища нет, и внезапно захотел вернуться в детство, чтобы снова писать свое имя на чистом листе бумаги. Он вышел вперед и посмотрел в мертвое ли­цо Артура.

— Зачем?

Ужасные черты запечатлели выражение ужаса, который был отражением его собственного.

Гурни Слейд подстригал траву.

Газонокосилка гудела довольством и сообщала о своей новизне; о ней свидетельствовала и пленка масла, покрывающая рабочие части. Обезглавлен­ные травинки прыгали в блестящей зеленой эма­лированной коробке, в то время как сладкий аро­мат свежескошенного сена пробуждал забытые воспоминания из детства Гурни.

Солнце всегда светило в те минувшие летние дни.

Он вспомнил, как лежал в густой траве, которую оставляли нескошенной за коротко подстриженной лужайкой, уютно отдыхая на притупляющей чувства равнине, где ты не спишь, но и не бодрству­ешь. Позади раздавался звон чашек на блюдцах — это его мать накрывала стол для чая, впереди — отдаленный, приглушенный рев косаря.