Ольга Устецкая - Урок мужества

— Да, чёрт с тобой, резиновая дрань! — гаркнула школьница. — Шею только не тронь.

Чем дальше пробиралась Марийка вперед, тем больше видела на полу медицинские резиновые завязки и какие-то старые ремешки. Вот уже весь пол оказался устлан жгутами и кожаными лямками. Хорошо, что не бросаются, а тупо валяются в пыли. А что будет со мной, если они все кинутся на меня? Кранты!

Далее, вдоль подвального тоннеля слева Марийка увидела ржавую некогда белую панцирную кровать. Девочка решилась на отдых, ноги гудели. Она легла на железную кровать, зажала в кулаке часы и закрыла глаза. Надо расслабиться, подумать о чём-то хорошем. Она всегда так делала, когда её душило одиночество или безысходность. Вот явились из дальнего доброго детства нежное средиземное море, теплое испанское солнышко, звуки мандолины, ласковые руки родителей. Мама и папа, улыбаясь, качали её на волнах.

Марийка почувствовала, как легкое дуновение холодного ветерка пронеслось мимо ее лица. Девочка открыла глаза. Навалившаяся пугающая тьма окружала её. В ногах светились два зеленовато-желтых шара, словно пустые глазницы совы. Мурашки побежали по коже. Девочка оторопела, зажмурилась и снова открыла глаза. Шары по-прежнему смотрели на нее.

— Зенки сломаешь, пугало! — рыкнула школьница в темноту.

Затряслась сетка кровати. — У-хо-ди, — донеслось до Марийки чьё-то медленное бормотание.

— Думаешь, мне здесь нравится? Знала бы выход, давно свалила отсюда!

Марийка достала часы, села и посветила в сторону светящихся глаз. У железных прутьев спинки с краю сидел полупрозрачный сине-белый образ мальчишки лет восьми с выступающими желтыми глазницами.

— Ну и страшилка же ты! — вздрогнув, сказала Марийка. — Тебя как зовут? Что ты тут делаешь?

— Вовка я, — отозвалось привидение ребенка. — Из барака сбежал, от немцев прячусь. Посмотрел бы я на тебя, какой страшилкой ты выглядела, если бы из тебя каждый день кровь сосали!

— Брехня! Ты к немцам попал или вампирам? — хмыкнула школьница.

— Гляди сама!

Вовка ткнул пальцем в бетонную стену. Бетон неспешно на глазах стал растворяться, оставив только легкий занавес тонкой светопрозрачной вуали. За вуалью была большая белая комната с огромным числом железных кроватей. Всюду лежали дети разного возраста. Капельницы, шприцы, вата, жгуты, пробирки, пузырьки были у каждой кровати, немецкие медики в белых халатах суетились возле детей. В центре комнаты стоял громадный деревянный короб. Один из медиков метнулся к коробу, сбросил туда голенькое тельце младенца и захлопнул крышку.

— Господи, что это? Скоты! — произнесла Марийка. — Какой толк в таких крошках, за что их отобрали у матерей?

Слёзы покапали по взволнованному лицу школьницы.

— В бараке говорят, что кровь грудных детей самая ценная для раненых фашистов, — молвил Вовка. — Здесь в концлагере у всех детей берут кровь. Умирающих детей бросают в короб, а потом сжигают. Но знаешь, не это самое страшное. Посмотри сюда.

Мальчик коснулся пальцем противоположной стены. Серая стена заколыхалась светлой вуалью. За ней также была большая белая комната с множеством кроватей. Только в ней дети были привязаны ремнями, громко кричали и стонали, мотаясь в бессилии. Единственный врач наносил на руки и ноги бедных ребят какую-то мазь, затем что-то записывал в своем блокноте.

— Пожалуйста, я больше не могу смотреть, — плакала Марийка.

— Здесь испытывают лекарства. Боль такая, будто сто собак вгрызаются в конечности, — Вовка показал руки, прозрачные тряпицы кожи свисали клочьями по всей длине. — Потому я и убежал. И ты уходи!

Стены снова стали бетонными. Мальчик опустил руки.

Из черноты тоннеля раздались шаги, залаяла собака. Проход за кроватью осветился ярким светом фонаря. Вдали остановилась грозная фигура гитлеровца со свирепой овчаркой.

— Это конец! — подумала Марийка, прижав к себе маленькое привидение.

— Das schlechte Kind! Гадкий ребёнок! — отчеканил резкостью немец, сверкая стеклянными глазами. — Gehe mit mir! Иди со мной!

На полу в двух шагах от конвоира с рычащей собакой чётко зазвучала мелодия входящего звонка на планшете. Обнаружился Марийкин гаджет, который вниз экраном вибрировал по бетону. Алые стразы звёзд на крышке стали излучать яркие фосфоресцирующие лучи. Немец, собака, Вовка, жгут на её руке испарились.

Школьница радостно бросилась к мобильному устройству, перевернула его. Высветилось фото матери с надписью «МАМАН».

— Алё! Дочь, — звучал заплетающийся язык. — Комнату твою сожгли. Так, случайно вышло.

Женщина несколько раз икнула. Планшет тут же отключился.

— Пьянчуги драные! Связать бы вас всех и вместо этих детей сюда, чтобы все прелести войны испытали! Узнали бы цену жизни! — презрительно выговорила Марийка.

Вдруг вспомнились глаза ветерана. — Простите меня, — мысленно произнесла девочка. Горечь и стыд содрогались в душе школьницы.

Она сунула планшет под кофту и обреченно побрела дальше в поисках выхода из невыносимого лабиринта войны. Батарейка часов разрядилась, чего и следовало ожидать. Вновь безрадостная тишина и сырая подвальная мгла окутали душу и тело подростка.

Впереди показался свет. Марийка ускорила шаг и упёрлась в холодную стену. Свет струился вдоль бетона. Школьница повернула вправо. Стал, виден конец злополучного тоннеля — три кирпично-ржавые ступени и высокая белая дверь с черной дырой в виде свастики. Под потолком над дверью мерцала люминесцентная трубка лампы. Тихо ступая по ступеням, девочка наклонилась и заглянула в черное отверстие.

Опять бетонный куб. В углу блока стоял железный стол, на котором были разбросаны алюминиевые кружки и миски. По полу корчились, задыхаясь порядка десяти детей среднего школьного возраста. Возле стола, держа дрожащими руками мисочку, стояла рыжая девчушка в каком-то рванье. Перед ней возвышался толстомордый эсесовец в серой рубашке, подзывая пальцем. Девочка несмело подошла к немцу. Он с силой ударил её по одной щеке, затем по другой. Затем набросился с кулаками, норовя попасть по голове. Рыженькая стала закрываться миской. Толстый изверг вырвал миску из рук ребенка и отшвырнул в сторону. После чего толкнул заключенную и стал бешено пинать ногами. Потом схватил девочку и швырнул в сторону двери, за которой в ужасе стояла Марийка. Дверь со свистом распахнулась, сбив с ног школьницу. Рыженькая влетела в подвал. Дверь с черной свастикой тут же с оглушительным грохотом захлопнулась. Немец стал молотить ногами по двери с той стороны, но дверь не поддавалась. Выкрикивая ругательства, он несколько раз выстрелил в неподдающееся препятствие, только дверь стремительно стала покрываться защитной бронею и отталкивать стальные пули. Наконец, эсесовец отступил и ушёл.