Кэт Ховард - Розы и тлен [litres]

На опушке этого леса стоял человек с таким удивленным выражением лица, словно сам не знал, как здесь оказался.

Это был Эван.

Я позвала его.

Резкий порыв ветра хлестнул меня по лицу, затуманив зрение. Я моргнула несколько раз, и все стало на свои места. «Мелета», погруженная в яркий осенний день, и я совершенно одна на мосту, который обрывается на середине. На другой стороне реки лишь лес, подернутый красками осени. Пестрые листья трепещут на ветру. Эвана не было и в помине. Я осторожно прошла по мосту, до самого края. Наклонившись, дотронулась пальцами до камней, и потом осторожно вытянула руку вперед.

Пальцы замерли в воздухе. В пустоте.

Осторожно ступая, я спустилась с моста. И вновь посмотрела на противоположный берег. Ничего не изменилось. Он был по-прежнему пуст.

Ветер усиливался, небо быстро темнело, но я, рискуя попасть под дождь, все же сделала небольшой крюк по пути домой, чтобы пройти мимо студий художников. Металлические деревья, созданные Эваном, казались призраками в темных окнах его студии. На стук никто не отозвался. Я не осмелилась проверить, заперта ли дверь, явившись без приглашения. И слова вроде «Привет, как дела в этот прекрасный вторник? А мне только что почудилось, что я видела тебя в лесу» показались мне не лучшим началом разговора, если бы он вдруг оказался дома.

Дождь обрушился с небес вперемешку с градом, словно обозлившись на меня. Я потуже затянула рюкзак, чтобы не намок блокнот, и опрометью бросилась домой.

Меня ждало письмо от Эвана – слегка заляпанное грязью и мокрое от дождя.

Он снова украсил конверт рисунком. На сей раз это был лес и бредущая через него пара влюбленных, державшихся за руки.

Дорогая Имоджен,

Мой металлический лес будет выставлен на Ночной ярмарке перед Хэллоуином. Надеюсь, ты согласишься прийти туда.

Эван

Эван должен был прийти на Ночную ярмарку пораньше, чтобы контролировать размещение своей экспозиции, поэтому я спросила Марин, не хочет ли она пойти туда со мной.

– Я в этот вечер буду работать с Гэвином, поэтому мы придем туда потом вместе. Там мы и увидимся. И вот еще что! Гэвин сказал, что надо носить свой амулет так, чтобы его было видно. Особенно на Ярмарке, – сказала Марин, вытаскивая из-под блузки цепочку с песочными часами.

– Почему?

– Это своего рода тайный знак. Увидев его, люди будут относиться к нам «по-особенному», уж не знаю, что это означает.

– Забавно, однако. Мне всегда хотелось быть членом тайного общества. Ладно, увидимся на Ярмарке.

Переодеваясь к вечеру, я проверила, чтобы амулет свисал над шарфом, который я повязала вокруг шеи. Было довольно прохладно, даже щеки замерзли, и я плотнее закуталась в шарф. Уже сгущались сумерки. В небе мерцали звезды, летучие мыши как темные молнии носились между деревьями. Я остановилась и некоторое время стояла в радостном предвкушении чуда, позволяя магии ночи наполнить меня.

Я услышала музыку еще до того, как показались огни Ночной ярмарки. Это была старомодная мелодия, словно играли на каллиопе [11] Каллиопа – паровой орга́н, использующий локомотивные или пароходные гудки. Первоначально этот музыкальный инструмент предназначался для замены церковных колоколов, но наиболее часто использовался на пароходах и в цирках для завлечения посетителей. . Такие мелодии обычно слышишь на каруселях. Вдоль дорожки в этот раз горело больше костров, чем раньше, гирлянды фонариков, натянутые между деревьев, светились теплым оранжевым светом, словно все вокруг было поцеловано огнем и выглядело очень по-осеннему. Когда я вошла на ярмарочную площадь, вечерний воздух колыхался, переливаясь, как елочная мишура.

У входа стоял ларек, где продавались сладости из кленового сиропа в виде фигурок фантастических зверей, которых скорее можно встретить в бестиарии, чем в кондитерской лавке. Я выбрала грифона, василиска и единорога.

– Сколько я вам должна? – спросила я женщину, вручившую мне пакетик со сладостями. Вокруг шеи ее вилась татуировка в виде цепочки из языков пламени.

– Ничего не должны.

– То есть?

– На вас амулет с песочными часами, поэтому примите это в подарок.

Моя рука невольно потянулась к амулету. Так вот что имел в виду Гэвин, говоря, что к нам будут относиться «по-особенному».

– Спасибо, – улыбнулась я.

Она кивнула, и когда я уходила, все смотрела мне вслед.

Как оказалось, мне вообще ни за что не давали платить. Коллекция ароматов, продававшаяся на предыдущей Ярмарке, снова была здесь, и мне подарили флакончик, который благоухал, словно концентрированная осень – густой, темный запах жирной, влажной земли и прелой листвы. И все это сдобрено теплыми нотками собираемого урожая и едва заметным металлическим привкусом наступающей зимы.

– Вы окажете нам честь, если примете в подарок этот аромат, – сказал мне продавец. Волосы его были того же кричащего цвета бушующего пламени, что и листья на деревьях.

– Вы уверены?

– Ну, пожалуйста! – Он вложил флакон мне в ладонь и сжал мои пальцы вокруг него.

Я немного помедлила, а потом решила выпить горячего шоколада. Мне было неловко получать такие подарки. Казалось, я их не заслуживаю. Я уже боялась смотреть на что-либо с интересом, ведь кто-нибудь обязательно предлагал мне это в дар. Ну, по крайней мере, заказав горячий шоколад, я смогу оставить чаевые, чтобы смягчить неловкость, которую я испытывала в этой ситуации.

Но девушка, продававшая шоколад, решительно закрыла рукой коробку для чаевых.

– Мы не возьмем у вас никаких денег! Это непозволительно, раз на вас амулет с песочными часами. Понимаете, брать деньги с таких людей плохая примета.

– Плохая примета? – спросила я.

Она кивнула.

– Нам заплатят иначе. Никаких денег!

– Ну, в таком случае, большое спасибо.

Надо будет при встрече спросить Гэвина, что именно символизируют амулеты. Очевидно, все же нечто большее, чем просто дополнительное время в «Мелете», как сказала мне Бет.

Странная карусельная мелодия зазвучала громче. Продавцов со всевозможными товарами было намного больше, чем в прошлый раз. И места ярмарка занимала больше, чем прежде. Я подумала, что торговые ряды, вероятно, протянулись до самых студий. Я брела сквозь толпу, – кое-кто уже был в костюмах для Хэллоуина, – в поисках источника этих звуков.

Одно из деревьев Эвана стояло почти в центре Ярмарки. Остальные рядами расходились от него. Словно деревья бродили среди людей. В темноте они выглядели еще более дикими, подсвеченные огнями костров и светом фонариков. Словно останки древнего леса, изгибающиеся и тянущиеся к небесам, и тени, отбрасываемые ими в бликах пламени, воспринимались как часть замысла скульптора.