Генри Каттнер - Рассказы. Часть 1

Доктор Клегг кивнул.

— Но я думал, что оно давным-давно заколочено, потому что она лунатик и…

— Она открыла его еще несколько месяцев назад. И она не была, никогда не была лунатиком.

— Что вы имеете в виду?

— Авис Лонг никогда не ходила во сне. Я помню ту ночь, когда она была найдена на краю окна, не на карнизе, потому что там нет карниза. Она сидела на краю открытого окна, наполовину высунувшись из него, малышка, перегнувшаяся через край высокого окна.

Но под ней не было ни стула, ни лестницы. Она никак не могла подняться туда. Она просто была там.

Доктор Клегг отвел глаза, прежде чем продолжить.

— Не спрашивай меня, что это значит. Я не могу объяснить, да и не хочу. Я был бы вынужден говорить о вещах, о которых она говорит, — о снах и структурах, что приходят к ней, структурах, которые хотят, чтобы она ушла с ними.

Мейсон, решать тебе. Я не могу, честно говоря, забрать ее на основании этих вещественных доказательств. Ограничение для них ничего не значит; ты не можешь построить стену, чтобы оградить ее от снов.

Но ты ее любишь, ты можешь спасти ее. Ты можешь помочь ей выздороветь, заставить ее проявить интерес к реальности. О, я знаю, что это возможно звучит слезливо и глупо, если бы только не звучало так дико и фантастично.

Но это правда. Это происходит прямо сейчас, с ней. Она сейчас спит в своей комнате. Она слышит голоса — я это точно знаю. Пусть она услышит твой голос.

Мейсон вышел из комнаты и поднялся по лестнице.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что не можешь выйти за меня?

Мейсон смотрел на сжавшуюся фигуру в коконе из постельного белья. Он старался избегать прямого взгляда любопытных детских глаз Авис Лонг, он так же избегал смотреть на черное, зловещее отверстие круглого окна.

— Я не могу, вот и все, — ответила Авис. Даже ее голос, казалось, стал походить на детский. Высокие, пронзительные тона могли бы исходить из горла маленькой девочки; усталой маленькой девочки, сонной и немного раздраженной из-за внезапного пробуждения.

— Но наши планы — твои письма…

— Прости, дорогой. Я не могу говорить об этом. Ты ведь знаешь, что я не здорова. Доктор Клегг внизу, он, должно быть, сказал тебе.

— Но ты поправляешься, — умолял Мейсон. — Ты будешь в порядке через несколько дней.

Авис покачала головой. Улыбка — тайная улыбка непослушного ребенка — цеплялась за уголки ее рта.

— Ты не понимаешь, Марвин. Ты никогда не мог понять. Потому что твое место здесь. — Она обвела рукой комнату. — Я же принадлежу другому месту. — Ее пальцы бессознательно указали в сторону окна.

Марвин посмотрел в окно. Он ничего не мог поделать. Круглая черная дыра, которая вела в небытие. Или — к чему-то. Небо снаружи было темным, безлунным. Холодный ветер кружился вокруг кровати.

— Позволь мне закрыть окно, дорогая, — сказал он, пытаясь сохранить свой голос ровным и нежным.

— Нет.

— Но ты больна — ты простудишься.

— Это не значит, что ты должен закрыть его.

Даже обвиняя, ее голос был удивительно пронзительным. Авис села на кровати и взглянула ему прямо в глаза.

— Ты ревнуешь, Марвин. Ревнуешь меня. Ревнуешь к ним. Ты никогда не позволишь мне грезить. Ты никогда меня не отпустишь. А я хочу пойти. Они придут за мной. Я знаю, почему доктор Клегг прислал тебя сюда, он хочет, чтобы ты переубедил меня. Он хочет закрыть меня здесь, так же как он хочет закрыть окно. Он хочет держать меня здесь, потому что он боится. Вы все боитесь того, что находится там.

Только это бесполезно. Ты не сможешь меня остановить. Ты не сможешь их остановить!

— Успокойся, дорогая…

— Не волнуйся. Вы думаете, мне есть дело до того, что они делают со мной для того, чтобы я могла пойти с ними? Я не боюсь. Я знаю, что не могу идти такой, как сейчас. Я знаю, что они должны меня изменить.

Есть определенные места, которые они посещают. Ты бы пришел в ужас, если бы я рассказала тебе. Но я не боюсь. Ты говоришь, что я больна и безумна, не отрицай этого. Тем не менее, я достаточно здорова, достаточно в своем уме, чтобы встретиться с их миром. Это вы все слишком больны, чтобы вытерпеть все это.

Авис Лонг теперь плакала; тонкий, пронзительной голос маленькой девочки находящейся в гневе.

— Мы с тобой завтра покинем этот дом, — сказал Мейсон. — Мы уедем. Мы поженимся и будем жить долго и счастливо — как в сборниках старых сказок. Проблема в тебе, юная леди, в том, что ты не хочешь взрослеть. Вся эта глупость о гоблинах и других мирах…

Авис закричала.

Мейсон проигнорировал ее.

— А сейчас я закрою это окно, — заявил он.

Авис продолжала кричать. Пронзительно завывала на одной ноте, когда Мейсон поднялся и закрыл круглой стеклянной створкой черный провал окна. Ветер сопротивлялся его усилиям, но он закрыл окно и повернул защелку.

Затем ее пальцы вцепились в его горло сзади, и ее крик ворвался ему в ухо.

— Я убью тебя! — взвыла она. Это был вопль разъяренного ребенка.

Но сила в ее когтистых пальцах не могла принадлежать ребенку или истощенному болезнью человеку. Он боролся с ней, тяжело дыша.

Затем внезапно доктор Клегг появился в комнате. Блеснул приготовленный шприц и опустился вниз сверкающей серебряной искрой, погружаясь в плоть.

Они отнесли ее обратно к кровати и укрыли одеялом. Оставив открытым лишь усталое лицо спящего ребенка.

Теперь окно было закрыто.

Все было в порядке, когда двое мужчин потушили свет и на цыпочках вышли из комнаты.

Ни один из них не сказал ни слова, пока они не спустились вниз. Мейсон тяжело вздохнул.

— Так или иначе, я заберу ее завтра отсюда, — пообещал он. — Возможно, все было слишком грубо: я вернусь сегодня вечером и разбужу ее. Я был не очень тактичен.

Но что-то в ней, что-то в этой комнате напугало меня.

Доктор Клегг закурил трубку.

— Я знаю, — сказал он. — И я не скрываю от тебя, что все понимаю. Это больше, чем просто галлюцинация.

— Лучше я останусь здесь сегодня, — продолжал Мейсон. — На всякий случай если что-нибудь произойдет.

— Она будет спать, — заверил его доктор Клегг. — Не нужно беспокоиться.

— Я буду чувствовать себя лучше, если останусь. Я начинаю кое-что понимать из всех этих разговоров — о других мирах и изменениях в ее теле перед поездкой. Это как-то связано с окном, и звучит как представление о самоубийстве.

— Желание смерти? Возможно. Я должен был подумать и об этой возможности. Сны, предвещающие смерть, — думаю, Мейсон, я могу остаться с тобой. Полагаю, мы можем комфортно расположиться здесь перед огнем.

Опустилась тишина.

Должно быть, уже наступила полночь, прежде чем кто-нибудь из них переместился со своего места перед огнем.

Затем раздался громкий звон разбитого стекла наверху. Прежде чем звенящее эхо затихло, оба мужчины вскочили на ноги и бросились к лестнице.