Роман Волков - Большая книга ужасов — 74 [сборник]

— А что не на литфак? Ты ж стихи пишешь.

Роман поморщился. Что они пристали с этим литфаком?

— Ну а зарабатывать-то как? Стихи в электричках читать? Или как Инюшкин — литературу в школе преподавать?

— О! Да ты молодец: не каждый в твоем возрасте знает, чего хочет. Не мальчик уже — мужчина.

Кузьмич похлопал Романа по плечу и тепло улыбнулся. В блеклых стариковских глазах, невзирая на морось и тучи, сверкнули солнечные лучики. Это почему-то сразу навеяло воспоминания о многочасовых посиделках над картами школьных катакомб, которых у сантехника хранилось множество, о составлении планов спасения учеников, об операции по обезвреживанию Червякова. Перед глазами снова появилось лицо Нади, которое тут же сменилось точеным профилем рыжеволосой незнакомки. Резко втянув воздух, будто собираясь нырнуть, Волкогонов спросил:

— Кузьмич, ты… ну, поопытней меня. Как сделать, чтобы девушка тебя… ну заметила?..

Сантехник ответил не сразу. Подумал, чуть склонил голову к плечу, став похожим на страуса, поглядел куда-то в сторону, будто одни ему ведомые дали разглядывал, и, не поворачиваясь к парню, все-таки сказал:

— А тебе эта девушка действительно нужна?

Роман вздрогнул.

— Тогда нужно свои сильные стороны использовать. Твоя девушка обязательно на это внимание обратит.

— Моя?

— Ну, тебе же кажется, что она именно тебе предназначена?

— Верно.

— Ну, значит, твоя.

— Да если б я знал, какие у меня сильные стороны, которые девушке могут понравиться…

— Ну а что ты умеешь? Что любишь делать?

— Ну… стихи пишу, на гитаре немного играю.

— Вот и напиши ей стихи. И на гитаре сыграй. Если от души — ей точно понравится.

— Наверное.

— Не боись, Роман. Девушки внимание очень любят, даже если вида не показывают. Так что все у тебя получится. Ты видный парень. Эх, а говоришь — экономика!

Поболтав еще пару минут, распрощались, и Волкогонов снова побрел по мокрым неприветливым улицам, пока не услышал, как Кузьмич его зовет. Он оглянулся и увидел, как сантехник с улыбкой потирает большой и указательный палец — символ денег.

Пензенские чудики — о них вам не расскажет ни один экскурсовод или путеводитель. Но старожилы и архивы помнят истории про чудаков, чокнутых и блаженных. А ребята, чье детство прошло не только за компьютерами, но и во дворах, знали всех городских дурачков: и безобидных вроде Семы, который мог просто подойти, показать газетную вырезку с фотографией танка и потом опять пойти по своим делам, до опасных — вроде Вальдемара или Витали, которые могли швырнуть в тебя чем-нибудь тяжелым, а то и отчебучить чего похуже.

Вольдемар был дурачком невероятной силы. Он работал наверху Московской грузчиком: ставил три железных ящика, полных бутылок, друг на друга и носил играючи. А когда школьники в сквере у кинотеатра Родина стали его задирать, в мгновенье поднял чугунную скамейку, два раза крутанул и швырнул ракетой.

Еще один жуткий тип жил на девятом этаже волкогоновской девятиэтажки. Этого чудика звали Виталей и после имени даже не прибавляли традиционное «дурачок» — все и так было понятно. Он и внешность имел весьма отталкивающую: двухметрового роста, здоровенный и нескладный, с руками, висящими, как у гориллы, ниже колен. А так как в его голове произошло короткое замыкание, физиономия имела оплывший вид с неопределенным выражением.

Способность внятно говорить Виталя утратил давно, и вся его речь сводилась к выплевыванию бессмысленных словосочетаний или звуков. В процессе «выражения мысли» он постоянно махал своими руками-граблями. Все старались Виталю избегать, а когда он шел по улице, разбегались в разные стороны и делали вид, что этого гигантского психа не существует, боясь встретиться с ним даже взглядом.

Не последнюю роль в отношении окружающих к обезьяноподобному дурачку играли слухи. Рассказывали, что в свое время, учась в аспирантуре, Виталя работал на «Биосинтезе» и в итоге именно работа его доконала. Надышавшись какой-то химической дряни, он в один прекрасный день слетел с катушек, поймал во дворе троих младшеклашек, убил и приготовил из них жаркое, которое потом даже на работу приносил в лоточках и нахваливал ничего не подозревавшим сослуживцам.

Когда в холодильнике лаборатории обнаружились расчлененные останки детей, аккуратно разложенные Виталей по отдельным кулечкам, безумец очень надолго сел за решетку. Правда, пробыл там гораздо меньше, чем предполагалось: его рассудок быстро и неуклонно утратил признаки адекватности, после чего убийцу выпустили с заключением врачей о полной невменяемости, сообщив, что для общества он больше не опасен, а держать «овощ» на казенном довольствии у города нет средств.

Были ли все эти слухи правдой, Роман точно не знал, но на всякий случай тоже старался не сталкиваться с ненормальным гигантом. И будь Волкогонов в другом настроении, он бы, конечно, заметил двухметровую гориллу, плетущуюся вслед за ним уже пару кварталов. Виталя переваливался из стороны в сторону, каким-то чудом при каждом шаге сохраняя равновесие. По его подбородку текла слюна, а рыбьи, ничего не выражающие глаза уперлись в спину идущего шагах в двадцати перед ним парню.

Но Роман ничего не видел и медленно брел домой, уставившись на носки своих до хлюпанья промокших кроссовок.

В подъезде едва мерцала засиженная мухами тусклая лампочка. Света она давала ровно столько, чтоб можно было различить четыре ступеньки, ведущие к двери старого лифта с коричневой дверью, подпаленной в нескольких местах самим Романом лет семь назад.

Сзади скрипнула дверь. Волкогонов оглянулся с внезапным чувством тревоги, но в темном «предбаннике» между выходом на улицу и второй дверью, которую зимой закрывали, чтобы сохранить в подъезде хоть немного тепла, видно никого не было.

— Ну, что за паранойя?! — одернул себя, мотнул головой и направился к лифту.

В шахте что-то загудело, заухало, заскрипели раздвигаемые дверцы, и Волкогонов ступил на потрескавшийся линолеум, как обычно рассматривая себя в зеркале на дальней стене кабинки.

Внезапный толчок в спину швырнул его на собственное отражение, а в зеркале воздвиглась гигантская фигура Витали, оскалившего зубы не то в жутком подобии ухмылки, не то в злобном оскале.

Почти не соображая, что делает, с замершим от ужаса сердцем, Волкогонов резко развернулся, отчетливо понимая всю безнадежность ситуации. Весом и размерами «не опасный для окружающих» дурачок был раза в два больше школьника. Но в окончательную панику Романа повергло даже не это. В огромном, похожем на кувалду кулаке покачивалась черная металлическая дубинка толщиной с палец.