Роман Волков - Большая книга ужасов — 74 [сборник]

Пазоротти уставился на молодого студента безумным взглядом и протянул к нему свои истекающие липкой неведомой жижей руки. Его пальцы стали вытягиваться, извиваясь, как змеи, и Дорофеев почувствовал, как что-то в его голове меняется, вплетается в череду мыслей, затапливает мозг, покрывая его мелкой шевелящейся сеткой. Что происходило в бункере дальше, он уже не помнил. Единственное воспоминание, сохранившееся перед тем, как Виталик потерял сознание, — ощущение чего-то теплого и липкого на лице, похожего на вязкие медовые капли. Тогда ему показалось, что они текут у него из глаз…

Роман слушал историю Витали чуть ли не с открытым ртом. И хотя представлять себе весь этот ужас он совершенно не хотел, но в желудке все равно рос ледяной ком, заставляя парня покрываться холодным потом. На последних словах рассказа из груди вырвался долгий сиплый выдох, и только тогда Волкогонов заметил, что большую часть времени простоял, затаив дыхание.

— Жесть… — только и смог он сказать. Никаких слов не хватило бы, чтоб описать впечатления от услышанного.

— Войди в дверь. Провались в бездну… — эхом повторил Виталя и уставился перед собой, будто и сейчас искал взгляд Карло Пазоротти.

Роман постоял некоторое время в надежде, что сейчас психа отпустит, но тот все не двигался.

— Эй, ты как? — тихо позвал Волкогонов и коснулся Виталиного плеча. — Ты как?

Но вместо ответа он услышал звериный вой. Великан отбросил свой штатив и рухнул на землю, держась за голову. Он выл, дергался, катался по земле, конвульсивно дергая руками и ногами, и выкрикивал дурным голосом:

— Тошно мне, больно мне, тускло мне…

Первой мыслью у Романа, конечно же, была мысль о спасении. Ему захотелось бросить все и убежать как можно дальше, чтобы не слышать этих душераздирающих воплей. Но это желание мелькнуло и пропало: бежать некуда, прятаться негде, а несчастный человек, извивающийся у его ног, мог вызывать только жалость и сочувствие. Вряд ли он хотел себе такой участи. Ответственность за случившееся с Виталей несут совсем другие люди, но жить-то с этим выпало именно ему. И, возможно, только он может помочь справиться с надвигающейся катастрофой.

Этому огромному сильному мужику не оставили в жизни ничего, кроме навязчивых идей и редких моментов прозрения. Нет, как бы там ни было в прошлом и как бы ни сложилось в дальнейшем, но бросать Виталю здесь парень не собирался. Подчиняясь наитию, он стал шарить по карманам в надежде найти то, что поможет снять приступ.

В заднем кармане джинсов знакомо кольнуло пальцы. Иридиевая плата. Видимо, он все-таки поднял ее и даже не обратил на это внимания. «Совсем нервишки расшалились, да?» — напряженно хихикнул парень, одновременно возблагодарив всех духов судьбы за то, что не позволили ему бросить плату. Пускай апейрон говорит, что ему на нее плевать, но ему и Ларисе Николаевне она помогла. Может, поможет и Витале.

Роман приложил ее ко лбу психа и, превозмогая его конвульсии, подержал несколько секунд.

— Тихо, тихо… Все хорошо, — нашептывал он, не зная, слышит Виталя или нет. Это было не важно, так как дурацкие, до боли заезженные слова придавали парню уверенности.

И Виталя затих. Всхлипнув пару раз, он закрыл глаза и замер, задышав глубоко и ровно. Волкогонов осторожно убрал плату, погладил великана по разметавшимся волосам и, глядя на его умиротворенное лицо, глубоко задумался.

Из всего, что он услышал за последнее время, получалось, что для уничтожения протовещества необходимо понять, каким образом оно появилось, что его активировало. Может быть, это поможет обратить реакцию вспять? Но как разобраться во всех этих «тяжко мне… провались в бездну… осень… вода с неба…»?

Так, шуточки в сторону. Что свойственно людям науки? Рациональный подход, логика и дедукция.

Стоп! Волкогонова будто ударило током. Он вскочил и стал лихорадочно искать по карманам свой смартфон, путаясь в складках одежды и беспрерывно чертыхаясь.

Если есть шанс, что апейрон можно уничтожить теми же средствами, что он был создан, то стоит вспомнить, КАК он был создан. Ведь все происходило прямо перед глазами Романа. Мало того! Он даже сделал несколько фоток на память, потому что свет падал на лицо Юли как-то особенно красиво и девушка была похожа на нимфу в медно-золотом облаке… Тьфу ты!!!! В общем, не важно. Куда важнее, что на телефоне эти фотографии сохранились. Как он мог о них забыть?!

Парень быстро перелистал кучу сохраненных кадров и наконец-то открыл тот самый. На нем Юля сидела за первой партой рядом с Шаткиным прямо перед кафедрой, уставленной горой пробирок, и внимательно смотрела на химичку, что-то увлеченно рассказывающую за своим столом.

— Я должен был. Я. Виталя умнее, — прозвучал внезапно за спиной голос психа, и Волкогонов подскочил на месте. Сердце в груди забилось пойманной птицей, но, переведя дыхание, парень обернулся к своему «напарнику» и непонимающе спросил:

— Чего?

— Лариса не должна была. Я должен. Виталя мог сделать апейрон… Я все знаю, что нужно.

Великан стал тыкать грязным пальцем в экран смартфона, бубня себе под нос:

— Свет умирающего солнца. Осень. Осенью светит солнце мертвых. Пазоротти осенью эксперимент делал. Вода, огонь, земля…

Перечисляя нужные компоненты, Виталя ерзал пальцем по фотографии, указывая на фикус в горшке, на зажженную горелку, на колбу с водой.

— Вода очищенная, да. Вряд ли в храме святили. Дистиллированная, наверно. Эмоции… Подростки — максималисты. Сильные эмоции. Любят (Роман вздрогнул и покраснел) или ненавидят. Любовь, ненависть. Любовь сильнее, но где ж эту любовь настоящую найдешь? Так что ненависть. Пазоротти кардинала ненавидел до дрожи, над крестьянами эксперименты свои ставил… Я тоже не без греха. Кровь-кровушка на руках, на лице. Но не сработало. Не сработало. Почему? Почему не сработало? Я мог! Я знаю!

Роман задумался. Если Виталя говорит, что вроде бы все компоненты присутствуют, но у него такой же эксперимент не сработал, значит, должно быть что-то еще. Свет, вода, эмоция… Все-таки мне кажется, что господин Дорофеев неправ насчет любви. Может, конечно, ненависть тоже должна быть… Тогда это, скорее всего, отношение учеников к Греховой… Но моя любовь к Юле и иридиевая плата помогали защищаться от апейрона, а значит, любовь важна и… Хм, и звездный металл… А ну-ка подождите…

Волкогонов сильно увеличил часть фотографии, на которой запечатлен стол химички. На нем стоит куча всего, и среди пробирок, горелок и аптечных весов красуется бесформенный кусок какого-то минерала. Его не так давно притащил из своей очередной экспедиции жирдяй Личун. Он еще разорялся, что это де-неведомый минерал из заброшенной шахты в Сибири, где они проводили геологическую разведку. Может, и врал, конечно, но через этот минерал вполне мог пройти солнечный свет и осветить пробирку, в которой Грехова с Юлей готовила протовещество.