Василий Щепетнёв - Дети Луны

Слово «упырь» тоже не всяк знает, значит, Пушкина читал, либо Толстого Алексея Константиновича. Опять же восклицательный знак после обращения и тире перед словом «упырь» — минимум, восьмилетка.

Упырь, да? В тридцатитомной медицинской энциклопедии такого термина наверняка нет.

Я полез за «Мифологическим словарем». Хороший словарь, издательства «Советская Энциклопедия», 1991 год. Последнее «прощай» империи. Начал листать и — нашел!

«Упырь — в славянской мифологии мертвец, нападающий на людей и животных; образ упыря заимствован народами Западной Европы у славян (см. Вампир). Согласно древнерусским поучениям против язычников, те клали требу (приношения) упырям и берегиням до того, как стали поклоняться Перуну. По позднейшим поверьям, упырем становится после смерти человек, рожденный он нечистой силы или испорченный ею (ребенка-упыря можно узнать по двойным рядам зубов), умерший, через гроб которого перескочила черная кошка (черт), чаще — нечистый („заложный“) покойник, самоубийца, умерший неестественной смертью, особенно колдун. По ночам упырь встает из могилы и в облике налитого кровью мертвеца или зооморфного существа убивает людей и животных, реже высасывает кровь, после чего жертва погибает и сама может стать упырем. Известны поверья о целых селениях упырей. В литературе, начиная с Пушкина, упыря неточно отождествляли с вурдалаком, волком-оборотнем».

Маловато… Мне бы монографию, толстую, страниц на пятьсот, с иллюстрациями. Внешний вид, внутренние органы, гистология, биохимия…

Однако живы еще предрассудки, живехоньки. И это почти на сотом году советской власти! Ну, не на сотом, это я лишку хватил, да и власть давно не советская, но все же, все же…

Я поставил словарь в шкаф, повернулся к телевизору. Пыль на экране — в палец. Черно-белая пыль.

Достал пылесос и развлекся уборкой. Смена деятельности — лучший отдых. Когда тупо орудуешь щеткой, в мозгах невольно образуются новые ассоциативные связи. Интуиция, озарение, догадка порождаются именно сменой умственного труда на физический. Не очень тяжелый и, главное, необязательный. Лев Толстой пахал, Чехов собирал крыжовник, Эйнштейн играл на скрипке — в его случае это был именно физический труд.

Чтобы поумнеть, и мне нужно чем-нибудь заняться.

После пыли я и полы помыл, и окна со специальным порошком, гарантирующем отсутствие неприятных запахов и разводов. Применяй я его прежде, глядишь, до развода бы и не дошло…

Жить стало чище, жить стало светлее — сквозь протертое окно солнце оказалось куда ярче.

И в его свете стало ясно: вполне возможно, что автор подметного письма убийца и есть! Несчастная женщина была проткнута деревянным колом. Так протыкают неугомонных мертвецов в кино. И в письме меня убеждают, что женщина — упырь. Вероятно, среди нас появился упыреборец. И тогда… Тогда нас могут ожидать новые убийства!

Как, однако, расходилась фантазия!

Но я все-таки решил поделиться догадкой с Ракитиным. Заодно и вечерний моцион осуществлю.

Я взял письмо, оделся поприличнее, даже галстук нацепил, все-таки сельская интеллигенция, и пошел в правоохранительные органы.

Идти пришлось километра полтора. Дошел к шести часам, прошел внутрь, дав на ходу консультацию дежурному по поводу фурункула его жены, и поднялся на второй этаж.

Ракитин оказался у себя. И не один, а с Виталием. Верно, думу думают.

Я положил папочку на стол.

— Почта доставила.

Ракитин взял ее, повертел, прочитал написанное, потом передал Виталию.

Тот столь же внимательно изучил послание.

Потом оба, не сговариваясь, посмотрели на меня.

— Ты принес, тебе и говорить.

Я спокойно и с достоинством изложил свою теорию об упыреборце, особо упирая на использование самого слова «упырь» вместо навязываемого Голливудом «вампира».

— Все? — спросили они хором.

— Все. Если не считать, что прошлой ночью Маркиза злобно выла на дверь и не позволила мне открыть ее, — несколько приукрасил происшедшее я. Маркиза, мол, не дала, а сам я рвался, так рвался…

Они переглянулись.

— Значит, у Маркизы хватило ума не открывать дверь кому попало, — констатировал Виталий.

— Ну, кому я нужен…

— В городах — в крупных городах — адреса работников МВД, прокуратуры, и прочих ответственных лиц не выдаются по справке. Их телефоны отсутствуют в телефонных книжках. Как думаешь, почему?

— Ради безопасности, — ответил я.

— Правильно. Здесь, в районе, каждая собака знает, где живет прокурор, где судья и где капитан Ракитин.

— Ну, я-то не прокурор…

— Не прокурор, — согласился Ракитин. — И все-таки кто-то может на тебя сильно обидеться. Или уже обиделся. Ты ночью того… гуляешь? В смысле — выходишь из дому?

— Бывает. Больного привезут по скорой помощи. Или просто бессонница.

— Тогда будь осторожен.

— Что значит — будь осторожен? Головою вертеть во все стороны? При виде незнакомца начинать молиться? И знакомца — тоже?

— Примерно так. Если вызов в больницу — то пусть скорая везет тебя туда и обратно от порога до порога. Если бессонница — считай овечек, а из дому — ни-ни. А приспичит — бери с собой оружие.

— Ага. Шмайсер и пару гранат.

— У тебя есть шмайсер? — без удивления спросил Виталий.

— И гранаты, Ф-1. Нет, конечно, откуда?

— В районе много железа в земле лежит, еще с войны.

— И с до-войны, — добавил Ракитин.

— Я в лес по грибы хожу, а не по гранаты.

— Правильно. Ржавь, оно само в руках взрывается. Но, знаешь, ты в лес пока тоже… не ходи. Один, во всяком случае.

— Да и вдвоем, — Виталий, похоже, говорил совершенно серьезно. Как и Ракитин.

Капитан открыл сейф — большой, на вид неподъемный. Из тех же времен, что и мой книжный шкаф.

— Держи! — Ракитин достал сверток. — Не Новый год, но Дед Мороз и летом делает подарки. Полезные и практичные.

— Что это?

— А ты посмотри.

Я разрезал на свертке шпагат, развернул плотную коричневую бумагу. Кобура. Пистолет. И коробка с патронами.

— И все равно — что это?

— Пистолет Макарова. Газовый, не бойся, газовый. Ты стрелять-то умеешь?

— Из обыкновенного, негазового стрелял. Табельное оружие.

— Ну конечно. Патроны — не халтурка, что в магазинах продают, не перец…

— «Черемуха»? — перебил я Ракитина.

— Нет. Посильнее. Вырубает минут на пятнадцать-двадцать. Сердце бьется, дышать может — чуть-чуть, а более — ничего.

Полежит так с четверть часика, потом встанет, отряхнется и дальше пойдет. Но ты не жди, пока очнется.

— Это понятно, — согласился я, с сомнением поглядывая на пистолет.

Но подарок взял. С бумажкой, которая была разрешением на газовое оружие. С моей фотографией. И где они ее только взяли.

— Ночью без пистолета не выходи, — посоветовал Ракитин.