Бентли Литтл - Коллекция

На плите, на кухне стояла кастрюля. А в шкафу шесть коробок макарон с сыром.

Остаток ночи он не спал, а сидел в кресле, не смыкая глаз, уставившись в стену.

На следующий день, в понедельник, Алан заболел, объяснив начальнику, что у него легкий желудочный грипп. По правде говоря, он чувствовал себя прекрасно, и даже воспоминание о том, что он проглотил, не повлияло на его аппетит.

На завтрак он съел два яйца, два тоста и два стакана апельсинового сока.

Все утро он сидел на диване, не читал, не смотрел телевизор, просто ждал обеда. Он вспомнил прошлую ночь. Человек в его сне, человек с топором, показался ему тогда смутно знакомым и казался еще более знакомым сейчас, но он никак не мог вспомнить, кто это был. Было бы легче, если бы он увидел лицо, а не просто силуэт, но в его памяти не осталось ничего, кроме очертаний тела, которые каким-то образом напоминали ему человека из его прошлого.

В одиннадцать он пошел на кухню готовить обед.

Лицо, когда оно появилось, было менее эфемерным, более конкретным. На воде появились морщины, в пене — подробности, и сопутствующие изменения, происходящие на кухне, были сильнее, очевиднее. Стена воздуха прошла сквозь него, мимо него. Свет из окна потускнел и каким-то образом погас, не дойдя даже до половины комнаты. Он посмотрел вниз. Это лицо было более страшным, более жестоким. Зло. Оно улыбалось, и он увидел во рту зубы из белых пузырьков. — Кровь, сказало оно.

Алан глубоко вздохнул. — Нет.

— Кровь.

Алан покачал головой и облизнул губы. — Это все. Хватит.

— Кровь! — требовало лицо.

Алан выключил огонь, наблюдая, как рассеиваются элементы лица. Подробности растворялись в упрощенную грубую форму.

— Кровь! — приказал голос, крича.

А потом все исчезло.

Бедно одетый мужчина на углу улицы стоял лицом к встречному движению, держа в руках табличку: «Я буду работать за еду». Алан проехал мимо, качая головой. Он никогда не видел таких людей до эпохи Рейгана, но теперь их невозможно не заметить. Это был четвертый человек за месяц, которого он видел с такой же табличкой. Ему было жалко таких людей, но он не собирался позволять одному из них работать у себя дома, и он не мог представить, чтобы кто-то еще делал это. На его взгляд, такой человек воспользовался бы возможностью осмотреть твой дом, заценить телевизор, стереосистему и другие ценности, готовясь к будущему ограблению. У него не было никакого способа проверить документы или рекомендации бездомного. Никто не знал, кто эти люди…

Никто не знал, кто эти люди.

Кровь.

Он снова почувствовал желание. Заехал на стоянку супермаркета и развернулся. Он не хотел, но был вынужден. Как будто другое существо завладело рациональной частью его разума и использовало мыслительные процессы, чтобы выполнить свою волю, в то время как настоящий Алан был отодвинут в сторону и оставлен кричащим. Он еще раз развернулся посреди улицы и, улыбаясь, притормозил рядом с бездомным.

— Мне нужна помощь в покраске моей спальни, — мягко сказал он. — Я буду платить пять баксов в час. Тебе интересно?

— Конечно, — ответил мужчина.

— Хорошо. Садись в машину.

Алан убил мужчину в гостиной, когда тот снимал пальто. Это было грязно и некрасиво. Кровь брызнула по всему желтовато-коричневому ковру и серо-белому дивану. Он был вынужден поступить именно так. Бездомный был крупнее и, скорее всего, сильнее его, и для успешного совершения убийства ему требовался элемент неожиданности и частичная беспомощность во время раздевания.

Когда Алан рубанул его по шее топором, здоровяк споткнулся, пытаясь выбраться из куртки и высвободить руки, чтобы защититься.

Прошло целых десять минут, прежде чем он затих на полу, и Алан заполнил мерную чашку его кровью.

Макароны с сыром оказались очень вкусными.

В ту ночь ему было трудно заснуть. Хотя его тело устало как собака, разум взбунтовался и отказывался успокаиваться, не давая ему уснуть до полуночи.

Когда он, наконец, заснул, ему приснился сон.

И снова это был человек в дверях. Но на этот раз он увидел лицо мужчины и понял, почему очертания его большого тела были ему знакомы, почему контуры фигуры были узнаваемы.

Это был его отец.

Как всегда, его отец вошел в дверь с топором в руке, с темного лезвия все еще капала кровь. Однако на этот раз Алан не был ребенком, а его отец — мужчиной средних лет. Обстановка была та же — старые плакаты на стенах, затасканные игрушки, — однако он был в своем реальном возрасте. У его отца, медленно идущего к нему, была сухая пергаментная кожа трупа.

С шипящим шелестом кожи по свитеру и пронзительным хрустом костей, отец сел рядом с ним на кровать.

— Ты хорошо поработал, мальчик, — сказал он. Его голос был таким же, каким Алан его помнил, но все же другим — одновременно чуть-чуть чужим и уютно домашним.

Происходило ли это на самом деле?

Он помнил воспоминания из своего прошлого, кусочки неизвестной головоломки, которую никогда прежде не останавливал, чтобы упорядочить или проанализировать. Неужели они с отцом действительно наткнулись на тела, как они оба сказали полиции? Или все произошло по-другому?

Неужели все произошло именно так?

Давление тела отца, сидящего на краю кровати, вид темного окровавленного топора на его коленях казались знакомыми, и он знал слова, которые отец говорил ему. Он уже слышал их раньше.

Последние слова они произнесли в один голос: «Пошли, чего-нибудь поедим».

Потом он проснулся весь в поту. Его отец убил и мать, и сестру. И он знал.

Он помог.

Он вскочил с постели. В квартире было темно, но он не стал включать свет. Ощупью прошел вдоль стены, мимо мебели, на кухню, где при свете газового пламени налил в кастрюлю воды и начал ее нагревать.

Насыпал туда соль и макароны.

— Да, — прошептало лицо. В темноте, освещенной снизу пламенем, его черты казались почти трехмерными. — Да.

Алан молча смотрел.

— Кровь, — сказало лицо.

Алан на мгновение задумался, затем выдвинул ящик с посудой и достал самый острый нож.

Лицо улыбнулось:

— Кровь.

Он не думал, что сможет справиться с этим, но все оказалось проще, чем он ожидал. Он провел лезвием по запястью, сильно нажимая, глубоко вдавливая, и кровь потекла в кастрюлю. В ночной темноте она казалась черной.

Боль усиливалась, пенящееся лицо его отца краснело и улыбалось. Он понял, что слабеет, и что некому будет есть макароны с сыром.

Если бы он не был так слаб, то улыбнулся бы и сам.

Мне всегда нравилась эта история. Она была отвергнута почти всеми журналами на планете, прежде чем, наконец, найти дом, так что, возможно, мое отношение предвзято, и она действительно не очень хороша. Но эта история очень важна для меня, потому что она, по сути, четыре моих сна, которые я немного изменил и связал вместе рыхлой повествовательной нитью. Я украл название из пьесы Ибсена «Кукольный дом» . [22] прим. переводчика: «Кукольный дом» (норв. Et dukkehjem) — пьеса Генрика Ибсена, написанная в 1879 году. Центральная тема пьесы — положение женщины в обществе; современники восприняли драму как манифест феминизма. Однако проблематика «Кукольного дома» не исчерпывается «женским вопросом»: речь идет о свободе человеческой личности вообще. В пьесе компрометируется не столько «мужской мир», сколько общество 1870-х годов, его нормы и установки, мертвые законы буржуазного мира. Такой дословной фразы — «And I Am Here, Fighting with Ghosts» — в пьесе нет.