Татьяна Корсакова - Лабиринт Медузы

– Чушь! Полнейшая дичь! – Софья Адамиди сидела с прямой спиной, и взгляд ее тоже был прямой и уверенный. – Я даже не стану комментировать эти грязные обвинения!

– Наверное, корень вашей уверенности кроется в том, что вам отлично известно расположение камер на вилле и тот факт, что Ника не могла увидеть того, кто на нее напал. Но есть нюанс. Все тот же пресловутый технический прогресс сыграл злую шутку и с вами, Софья. Вы не ушли сразу после совершения преступления, вы стояли у края бассейна и наблюдали, как умирает Ника. Вы наблюдали, но и за вами тоже наблюдали. Агата подарила Нике медальон. Молодое поколение знало, что это не простой медальон, что он вместилище для «Ариадны», программного обеспечения, призванного облегчать жизнь незрячим людям. Ариадна оснащена GPS-навигацией, программой распознавания лиц и очень мощной оптикой. – Из кармана пиджака отец достал медальон с Ариадной, положил на ладонь. – В памяти этой милой безделушки хранится запись попытки убийства. Мои люди ее уже просмотрели. Поверьте мне на слово, Софья, видеозапись не оставляет и толики сомнений.

Вот так… А Иван даже на помнил, как медальон оказался у отца. Наверное, Ника сама ему отдала. Но спрашивать он не станет, Ника сейчас не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы. Но и потрясенной она больше не выглядит.

А Софья Адамиди не выглядит побежденной.

– Это все вы! – Она подалась вперед, указала пальцем на Агату. – Это ваша вина! Я просила, умоляла вас допустить к инициации Афину, но вы упрямились! Вы вели себя так, словно Афина вовсе не ваша внучка!

– Я вела себя так, потому что Афина в самом деле не моя внучка. – Голос Агаты звучал ровно, а лицо ее не выражало никаких эмоций. В отличие от лица Кирилла Адамиди, который смотрел на жену полным удивления и недоверия взглядом. – Если бы ты спросила у Юноны, кого они увидели в лабиринте, кто увидел их, ты бы меня поняла. Поняла, почему я не пустила в лабиринт твою младшую дочь. Взгляд Медузы может выдержать только тот, в ком течет ее кровь. Именно поэтому больше полувека назад во время инициации погибла моя сестра. Она не выдержала этого взгляда, потому что у нашей матери не хватило отваги рассказать отцу, что Арина – не его дочь. Потому что моя мать не верила в те сказки, которые рассказывала нам бабушка Адамиди, не верила, что взгляд Медузы может обратить в камень.

Шумно вздохнул, потянул за узел шейного платка Рафик Давидович, посерел лицом. Агата посмотрела на него с жалостью.

– Прости, Рафик, – сказала, накрывая его загорелую руку своей тонкой, полупрозрачной ладонью. – Я знаю, как ты любил Арину. Помню, как ты горевал, как негодовал, когда мои родители не позволили тебе с ней даже проститься, не подпустили к закрытому гробу. Они сделали это, чтобы уберечь тебя, чтобы ты не увидел, в кого превратилась твоя любимая, не посмотрел в ее глаза. Рафик, эти глаза снятся мне почти каждую ночь. А я сильная. Я куда сильнее, чем ты был пятьдесят лет назад. Ты бы не выдержал. Но я знаю, что ты думал, что вы все думали. – Агата посмотрела теперь уже на неподвижную Терезу Арнольдовну. Вы думали, что я как-то причастна к смерти Арины. Признайся, Рафик!

Он со стоном уронил лицо в ладони, а Тереза Арнольдовна лишь едва заметно качнула головой, то ли соглашаясь, то ли отрицая слова Агаты.

– А мне никто не верил! – Юна вскочила с места. – Когда я нашла того мертвеца, меня отправили к психиатру! Ты меня отправила, бабуля! Хотя знала, что я не вру и не схожу с ума! Они добирались до той пещеры! Не все, но некоторые добирались. Они умирали не сразу, кому-то удавалось выбраться на остров. Но они каменели! Как твоя сестра!

– Прости меня, девочка. – Агата склонила голову. – Я считала, что ты еще не готова знать правду. Я пыталась тебя защитить. Так же, как пыталась защитить остальных своих внучек. Поэтому я провела генетическую экспертизу каждой из вас перед ночью большого отлива, чтобы убедиться, чтобы больше никто не пострадал так, как пострадала Арина.

– Дрянь! – Юну трясло от бешенства. – Какая же ты лживая дрянь! Ты никого из нас никогда не любила! Если бы любила, то не отдала бы все это, – она раскинула руки в стороны, – какой-то приблудной уродке!

– Если бы я не любила вас, – сказала Агата очень тихо, – вы бы сейчас разговаривали не со мной, а со следователем…

– Агата, позвольте дальше мне. – Отец снова скрестил руки на груди, наверное, ему тоже было тяжело перебирать окаменевшие скелеты в семейном шкафу Адамиди. Наверное, поэтому на сей раз он оказался предельно краток. – Вы, Ксения, и вы, Юнона, тоже пытались убить Нику. Вы переставили инфракрасные маячки, по которым она ориентировалась в парке, с безопасной аллеи на тропу, ведущую к крутому, смертельно опасному обрыву. Вы направили ее по этой тропе, заранее зная, чем все закончится.

– Неправда! – взвизгнула Ксю, и Дим привычно кивнул, поддерживая сестру. – Не было такого!

– Было! – Голос Ники звучал громко и уверенно. – Я могу это подтвердить. Я все видела.

– Видела! – Ксю закатила глаза. – Себя послушай, убогая! Как ты можешь что-то видеть, когда ты слепая, как крот?!

– Была слепой. Но с некоторых пор вижу я очень хорошо.

Замешательство длилось недолго.

– Наше слово против твоего! Ты ничего не докажешь!

– А ей и не нужно ничего доказывать. – Отец сделал знак и в каминный зал вошел человек, приветственно кивнул присутствующим, по-свойски улыбнулся Нике, которая, кажется, его узнала. – Это Павел Дмитриевич Бодров, начальник моей службы безопасности. Я вызвал его и его людей сразу же, как узнал от своего сына, что Нику пытаются убить. С некоторых пор в этом доме велось тотальное наблюдение за всеми гостями. – Отец виновато улыбнулся Агате, сказал: – Простите, Агата, но мы с Артемом Игнатьевичем решили не тревожить вас раньше времени.

– У вас не получилось. – Агата мотнула головой.

– Но зато получилось предотвратить как минимум одно убийство. Все ваши манипуляции с маячками, – он перевел взгляд на Ксю с Юной – задокументированы, все ваши разговоры записаны.

– Вы не имели права! – вскочила на ноги Софья Адамиди.

– А вы имели? – спросил отец таким тоном, от которого даже огонь в камине стал гореть тусклее. – Вы и ваши дочери имели право распоряжаться чужой жизнью? Вы имеете право упрекать Агату в черствости? Запомните, одно лишь ее слово, и я предам это дело огласке. Подумайте, как все это отразится на вас и ваших детях! А сейчас от лица Агаты я прошу вас немедленно покинуть этот дом и больше никогда здесь не появляться! И если кто-нибудь из вас посмеет оспорить завещание или попытается объявить Агату недееспособной, я приму меры! – Голос отца гремел под сводами зала, и его подхватывало гулкое эхо, разносило по вилле.