Татьяна Корсакова - Лабиринт Медузы

– Так тоже было?! – Иван снова схватил Рафика Давидовича за руку.

– Нет! – Тот замотал головой. – Так не должно быть!

Артем Игнатьевич уже бежал куда-то в сторону причала, на ходу сбрасывая пиджак и расстегивая сорочку. Иван бросился следом. И отец тоже бросился, а за ним и Рафик Давидович.

– Я с вами! – Иван запрыгнул в моторную лодку следом за Артемом Игнатьевичем, мельком заметив, что на дне лодки лежит аквалангистское снаряжение.

– Щенок! Куда?! – Артем Игнатьевич вышвырнул бы его из лодки, попытался бы вышвырнуть, если бы у него было время. Но времени не было. Ни у них, ни у Ники… – Погружался раньше? – Он завел мотор, и лодка рванула вперед.

– Погружался.

– Тогда надевай костюм. – Он говорил и смотрел на экран какой-то штуки, на экране мигала зеленая точка.

– Что это?

– Маячок в ее кольце. – Артем Игнатьевич уже стаскивал брюки. – Я не мог полагаться только на эти чертовы мифы!

А позади уже ревел еще один мотор. Их пытались догнать. Кто, Иван не хотел знать. Сейчас он мог думать только о Нике, о том, что она не вышла из лабиринта.

Они не стали причаливать, спрыгнули в бурлящую воду прямо с лодки. Перед самым погружением Артем Игнатьевич схватил Ивана за руку, очень крепко схватил:

– Держись меня, парень. Делай то, что я велю. Если я скажу закрыть глаза, закрывай без лишних разговоров. Ты меня понял? Понял, я тебя спрашиваю?!

– Я все понял!

– Тогда с Богом! – Он погрузился первым, Иван нырнул следом, боковым зрением успев заметить, как к острову причаливает еще одна моторка.

Под водой было темно, но через мгновение темноту вспорол мощный белый луч, Артем Игнатьевич включил фонарик. Иван не сразу понял, куда они плывут, и лишь через пару минут догадался, что они огибают остров по периметру в поисках входа в лабиринт. Вход нашелся быстро. Частично он был над поверхностью, а частично под водой. Или он неправильно себе представляет ситуацию? А ситуация такая: море затапливает, запечатывает вход в лабиринт. И если Ника все еще внутри, она просто утонет.

По узкому подземному коридору они местами шли, а местами плыли. Здесь не было так темно, как в воде, а впереди виднелся ровный белый свет. В пещеру, почти доверху заполненную водой, Артем Игнатьевич нырнул первый, а перед тем, как нырнуть, прокричал:

– Закрой глаза и не открывай, пока не разрешу!

Иван зажмурился, тоже нырнул. Теперь он понимал Нику. Понимал, как страшно быть слепым в полном опасностей мире. Слепым и беспомощным.

– Серебряный! – Этот голос заставил его нарушить данное обещание и открыть глаза. Ника парила в толще светящейся воды, крепко сжимая в руке рыбацкий мешок. Под куполом пещеры еще оставался воздух, но выбраться из нее самостоятельно она бы уже не смогла, тоннель был полностью затоплен водой.

А к Нике уже широкими гребками подплывал Артем Игнатьевич с запасным аквалангом.

– Надевай это, девочка! – Его голос был сиплым то ли от волнения, то ли от напряжения. – Надевай и поплыли!

Ей было тяжело грести одной рукой, но она отказывалась не то что выбросить, даже отдать кому-нибудь из них этот чертов мешок. Артем Игнатьевич плыл первым, Ника следом, Иван замыкал. Плыли долго, кажется, целую вечность, словно против течения мощной подводной реки. Легче стало, лишь когда они, уже почти обессиленные, выбрались из лабиринта. А в воде их уже ждали.

Чьи-то крепкие руки подхватили сначала Нику, потом Ивана, потащили вверх, на поверхность. Артем Игнатьевич на берег выбрался сам, торопливо сорвал с лица маску, бросился к Нике. Ника сидела на песке, крепко прижимая к груди рыбацкий мешок. В этот момент Ивану показалось, что никакая сила в мире не заставит ее с ним расстаться. Ее глаза были широко распахнуты, немного безумны. А Иван даже боялся представить, что она пережила в этом проклятом лабиринте. Представить боялся, но и оставлять ее вот такую, растерянную и беспомощную, не собирался, обхватил за плечи, прижал к себе, защищая и от Артема Игнатьевича, и от насквозь мокрых Рафика Давидовича и отца.

– Мы с тобой еще поговорим, младшенький! – Голос отца дрожал то ли от злости, то ли от облегчения. – И с вами, барышня, тоже! И с вами! – Он перевел полный укора взгляд на Артема Игнатьевича. – Я же просил вас! Это мой сын! Мой единственный сын! – Отец, его невозмутимый, крепкий как скала отец, сорвался на крик.

– Я сам. Артем Игнатьевич меня не пускал.

– Тебя попробуй не пусти! Весь в папеньку! – Похоже, гнев Серебряного Артема Игнатьевича нисколько не напугал. Он смотрел только на Нику, а Ника смотрела только на него.

– Нам нужно поговорить, девочка. – Он медленно, палец за пальцем, начал разжимать ее сжатые кулаки. – О том… что вот тут. – На сумку он старался не смотреть.

– Не надо, – Ника сопротивлялась и мотала головой. – Это опасно. Я должна сама!

– Пока это в мешке, оно никому не причинит вреда. Я знаю, мне рассказывала Агата. Отпусти это, девочка, отпусти и положи на землю. А вы, – он обернулся к остальным, – послушайте меня очень внимательно. Никто, ни один из вас не должен развязывать эту сумку. Ни развязывать, ни уж тем более заглядывать внутрь. Это очень опасно! Вы меня услышали?

Они все молча кивнули, а Ника разжала наконец побелевшие пальцы, отдала сумку Артему Игнатьевичу.

– Ее нужно отпустить, – сказала шепотом. – Только не здесь, подальше в море.

– Отпустим, девочка. Но сначала мы спрячем ее на острове. Ей не место среди людей. – А с Артемом Игнатьевичем что-то происходило, серела кожа, синели губы. Но рыбацкую сумку он взял недрогнувшей рукой, отнес к подножию скалы, сунул в глубокую нишу, привалил камнем. За сердце он схватился лишь на обратном пути.

Первым, что происходит, понял отец, бросился к моторке, схватил свой мобильный, а уже через пару секунд кричал в трубку:

– Это Серебряный! Высылайте вертолет и реанимацию! Да не знаю я что! Похоже на инфаркт!..

И снова все закрутилось в бешеном ритме, только на сей раз центром этой круговерти стал Артем Игнатьевич. Ему было больно, и руку он прижимал к сердцу, а второй рукой сжимал Никину ладонь.

– Ты прости меня, детка! Хреновый из меня дед.

В тот момент никто из них не придал значения этой фразе. Возможно, расслышала ее лишь одна Ника, потому что вцепилась в его руку уже обеими руками, зашептала что-то на ухо. Она шептала, а Артем Игнатьевич улыбался, наверное, это было что-то важное и приятное, наверное, это даже уменьшало его боль.

– Очень хорошо. – А вот говорить у него получалось с усилием. – Я даже мечтать не смел…

– И у вас, Игнатьевич, все будет хорошо. И попробуйте только меня подвести после сегодняшних кульбитов! – А это уже отец. Прижимает плечом к уху трубку, а смотрит то на Артема Игнатьевича, то на Ивана, то на Нику. – Вертолет уже вылетел. Будет через десять минут. А пока давайте-ка как-нибудь в лодку.