Татьяна Корсакова - Лабиринт Медузы

– Не знаю, Юночка. – Повар пожал плечами. – Может, Агата решила, что чем больше народу, тем веселее?

– Чем больше народа, тем меньше кислорода, – сказала Юна шепотом, а потом улыбнулась. – Но, с другой стороны, может получиться очень забавно. Ксю не любит конкуренток.

Это она сейчас о Нике-Доминике? Если о ней, то совершенно зря. Какая из Доминики конкурентка? Ведь сразу видно – не тот масштаб. Вслух Иван ничего не сказал, молча жевал бутерброд и прикидывал, где бы найти лодку для вылазки на остров Медузы. Посвящения у них там или инаугурация, ему плевать. Ему нужны только море и скалы. А тайны мадридского двора его совершенно не касаются. Была бы его воля, на ужин он бы вообще не пошел.

Но на ужин идти пришлось, на этом особенно настаивал отец. Отец настаивал на ужине, а Тереза, которая посетила Ивана за час до мероприятия, особо настаивала на дресс-коде.

– И чтобы никаких джинсов, молодой человек. – Она говорила спокойным, механическим голосом. Ну точно андроид, а не управляющая! – Допускается отсутствие галстука, но брюки и сорочка обязательны.

– А если у меня нет? – попытался он отстоять свое право на джинсы.

– А если нет, я распоряжусь, чтобы принесли. – Тереза оставалась невозмутимой. – И обратите внимание на обувь. Туфли должны быть в идеальном состоянии. А если их у вас нет…

– …То вы распорядитесь, и их мне принесут.

– Да, я распоряжусь. – Женщина-андроид не чувствовала ни сарказма, ни иронии. Бывают же такие!

– У меня все есть, благодарю.

– В таком случае, ужин в девятнадцать тридцать. И попрошу не опаздывать.

Они не опоздали, пришли вовремя. За огромным длинным столом уже кое-где сидели гости. А там, где не сидели, рядом с приборами стояли таблички с именами. Кто бы сомневался в наличии у Терезы жажды тотального контроля! Свою табличку Иван нашел рядом с Ксю и Димом. Эти двое уже скучали за столом. Дим глазел по сторонам, а Ксю нервно поигрывала серебряным ножиком. Была она, надо признать, чертовски хороша в шелковом платье, пошитом на античный манер, с высокой, тоже на античный манер уложенной прической и изящной капелькой розового жемчуга на загорелой шее. А Диму строгий серый костюм явно не нравился, молодой человек то и дело дергал ворот белоснежной сорочки, словно пытался избавиться от удавки. Иван его понимал и даже сочувствовал.

Юна с сестрицей Афиной сидели напротив. В отличие от роскошного наряда Ксю их платья были вполне пристойными, без декольте и прочих милых мужскому глазу излишеств. Но строгость кроя не отменяла красоты и стиля. И если малышка Афина в вечернем платье смотрелась чуть забавно, то Юна очень даже. И очки свои она, наверное, заменила на контактные линзы, оттого и казалась взрослее и интереснее, чем тогда, на пляже. Рядом с Юной и Афиной сидели двое. Наверное, те самые кавалеры. Тот, что оказался возле Афины, блондин с узким, аристократическим лицом и креативной, сложносочиненной прической, время от времени поглядывал на скучающую Ксю. Ивану тоже достался полный узнавания, злости и пренебрежения взгляд по-рыбьи снулых глаз.

Как же тесен мир! Этот крашеный и сложносочиненный однажды уже встречался на жизненном пути Ивана. Три года назад в закрытой английской школе для мальчиков. Той самой школе с железной дисциплиной и чопорными учителями, в которую отец имел неосторожность Ивана определить. Отец рассчитывал, что английская, веками оттачиваемая метода сделает из его сына настоящего джентльмена, блестяще образованного, с безупречными манерами и оксфордским произношением. Манерам и произношению Иван более-менее обучился, а в джентльмены так и не выбился. Из-за вот этого сложносочиненного по имени Олег Троекуров. Олежек был купеческим сыном, как сказали бы о нем в иные времена. Отец его, Вадим Троекуров, торговал всем и помногу, держал в своих крепких руках едва ли не четверть табачного бизнеса страны. Вадим Троекуров тоже хотел, чтобы из сына Олежки сделали джентльмена. А Олежка хотел бухать, закидываться коксом и править миром. Да, да, в закрытой английской школе у него получалось и первое, и второе. Только с третьим вышла неувязочка. Из-за Ивана вышла. Их противостояние закончилось сломанным носом для Олежки Троекурова и исключением из элитной школы для Ивана. У их отцов, кажется, тоже случился небольшой конфликт, но они его быстро урегулировали. Вот и сейчас руки друг другу пожали крепко, со сдержанными улыбками, а потом строго глянули на сыновей.

– Серебряный! – Олежек родительских взглядов не замечал, потому что собственный его взгляд теперь был прикован к Ивану. – Ты какими судьбами здесь, убогий?

Захотелось встать, намотать на кулак модный галстук и хряснуть Олежку мордой об стол, второй раз проверить на прочность его идеальный римский нос, испортить сложносочиненную прическу. Но целый год в закрытой английской школе все-таки сделал свое черное дело, научил Ивана сдержанности. Поэтому единственное, что он себе позволил, это легкий наклон навстречу отпрянувшему вдруг Троекурову.

– Да так, – он говорил с вежливой улыбкой, – решил, Олежка, проверить, как там твой нос. И вообще, – его улыбка из вежливой сделалась многозначительной. А это уже не закрытая английская школа, это уже школа жизни! На тренировках и в походах всякое случалось, всякому приходилось учиться, и не только идеальному оксфордскому произношению. – Мы тогда с тобой, кажется, не договорили.

– Вы знакомы, что ли? – Ксю перестала скучать, смотрела на них с интересом.

– Были. – Иван откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди.

– Дружили, наверное? – вежливо поинтересовалась Юна.

– Не то слово! – ответствовал Иван так же вежливо и перевел взгляд на второго, того, что сидел у Юны про правую руку.

Второй был не так изыскан и не так аристократичен, как Троекуров. Лицо имел простоватое, стрижку незатейливую, под «бокс», зато фигуру накачанную. Бицепсы с дельтами под тонкой тканью рубашки так и перекатывались, так и перекатывались.

– А это Вадим! Вадим Лазицкий, мой хороший знакомый, – представила качка Юна.

– Тоже небось из питерских? – скучающим голосом спросила Ксю и повела плечом. Очень эффектно повела, Иван вмиг забыл и про Олежку Троекурова, и про его поломанный нос. Смотрел бы и смотрел на эти плечи и эти ключицы. Ну и на то, что пониже, смотрел бы, коль показывают.

– Почему из питерских? – Вадик вздохнул, подцепил на вилку кусок вяленого мяса. – Мы с Юноной по Интернету познакомились, а потом выяснилось, что и родители наши того… тоже знакомые.

Родители тем временем сгруппировались на противоположном конце стола. Отец о чем-то вполголоса разговаривал с Троекуровым-старшим и временами кидал на Ивана предупреждающие взгляды. Крупный, коротко стриженный мужчина, очень похожий на Вадима Лазицкого, что-то внимательно изучал в своем телефоне, а вот остальные… Остальных было четверо. Иван решил, что это родственники, родители Юны с Афиной и Ксю с Димом. Отцы их, несомненно, были похожи. И друг на друга, и на античных богов. Вот только один из богов носил мешковатый, словно с чужого плеча костюм и очки в профессорской оправе, а второй выглядел богом, которому доверили заведовать модным домом. И супруга была ему под стать: высокая, стройная, в изящном вечернем платье, с тщательно уложенными платиновыми кудрями, с лицом, совершенно лишенным признаков возраста. Ксю была ее почти точно копией. Или стала бы со временем. А мать Юны не отличалась ни особой красотой, ни особой породистостью, вид имела строгий и сосредоточенный. Если не профессорская жена, то сама профессорша, без очков, зато с гладко зачесанными русыми волосами и ниткой жемчуга на тонкой шее. Наверное, Юне с Афиной повезло, что они родились похожими на отца.