Флетчер Прэтт - Самый Странный Бар Во Вселенной [litres]

Однажды вечером, когда мы поехали кататься в автомобиле, он припарковал машину на улице и сказал: «Дотти, я уговорил тебя выйти за меня замуж, и я хочу этого сильнее, чем прежде. Но есть одно “но”. Никаких денег не будет».

Это меня нисколько не взволновало. Я просто ответила: «И что с того? Если я выйду за тебя замуж, то уж точно не из-за денег».

«Мне придется устроиться на работу, – сказал он. – Мать этого требует. Если я женюсь, то мне придется самому зарабатывать на жизнь. Я все обдумал – самое лучшее место, на которое я могу рассчитывать, – должность в рекламном агентстве за пятьдесят долларов в неделю».

И что можно поделать с таким человеком? Я его поцеловала и сказала, что дела в гараже идут неплохо и нам не стоит торопиться – можно прожить и на то, что я зарабатываю. Потом я сказала «да»; я согласилась выйти за него.

И что же вы думаете, он обрадовался? Да ничего подобного! Он сказал, что мне придется бросить гараж, если мы поженимся. Он начал рассказывать о своей матери, о том, что она стара, что она хворает, и она уж точно умрет, узнав, что ее невестка работает в гараже и к высшему обществу не принадлежит. Ну, тут уж я вмешалась и спросила – он собирается жениться на мне или на своей семье, но он просто начал все по новой, и справиться с этим было непросто. Он сказал, что ему никогда не приходилось по-настоящему работать, а теперь он не может допустить, чтобы семья жила на мои деньги, он должен вносить свой вклад. Он хотел, чтобы у нас был нормальный брак, хотел, чтобы я оставалась дома, чтобы потом, когда у нас появятся дети, я занималась домашними делами, как все жены. Ну, мы об этом несколько часов спорили. Я помню, что стало светать, когда он снова завел машину. Но я любила этого негодяя – и до сих пор люблю – и в конце концов я согласилась. В общем, я продала гараж и вложила часть денег в обстановку для квартиры – он мне это позволил, – а часть в медицинский фонд, чтобы оплатить страховку ребенка, если он у нас будет; все остальное я потратила на оплату обучения в кулинарной школе «Успех».

Я хотела, чтобы мои кулинарные достижения стали для него сюрпризом, поэтому ходила в «Успех» в те дни, когда он работал, и не говорила ему ни слова. Возможно, это была ошибка. Так или иначе, мы продолжали питаться вне дома, и я начала следить, что он ел. Раньше меня это не интересовало; еда оставалась всего лишь едой, хорошей или дурной – неважно. Но нужно узнать вкусы мужчины, за которого выходишь замуж, и я узнала, что Том любил самую простую пищу; кусок ростбифа, спагетти с томатным соусом, печеные бобы или тушеный ягненок. Он всегда водил меня в заведения, где подавали такие блюда. Сначала я думала, что все это из-за нехватки денег, и время от времени предлагала пойти в заведение подороже, чтобы отметить какой-нибудь праздник; но когда мы приходили в шикарный ресторан, он все равно заказывал то же самое. Он просто любил такую еду.

В школе «Успех» нас учили готовить самые сложные французские блюда и соусы, и я неплохо с ними справлялась, поэтому и подумала, что справлюсь и с тем, что любил Том; такие вещи готовить сравнительно легко. В общем, я купила поваренную книгу Фанни Фармер, принесла ее домой и сказала Тому, что все прочитала и научилась готовить. Он не возражал; потом я купила немного бобов и кое-что еще и сказала Тому, что собираюсь следующим вечером угостить его печеными бобами домашнего изготовления. Этот олух настолько обрадовался, что взял отгул на полдня и принес домой бутылку, чтобы отпраздновать это событие; наверное, мы немного перебрали. Вот я и подумала: наверное, просто не обратила внимания, что и как кладу в горшок – вот бобы и получились… Такими, какими получились.

Мне они на вкус показались вполне обычными, но Том проглотил пару ложек, потом остановился, на лице у него отразилось удивление.

«В чем дело, тебе не понравилось?» – спросила я; увы, я догадывалась, что он скажет.

И он сказал. Он отложил вилку, улыбнулся и проговорил: «Бобы великолепны, дорогая. Только я, наверное, выпил слишком много – и теперь не могу есть такую сытную пищу».

Вот я на следующий день и отнесла остатки печеных бобов в школу «Успех», надеясь узнать, что сделала неправильно. Пьер подозрительно осмотрел мою стряпню, взял вилку, попробовал и приподнял брови. «Сколько недель вы уже ходите к нам на курсы, мадам?» – спросил он.

«Три», – ответила я.

«На курсы высшего уровня, без сомнения?»

«Нет. На обычные».

Он позвал Марселя, который примчался на крик и тоже попробовал бобы, а потом погрузился в размышления. Пьер сказал: «Я уже обнаружил у мадам зачатки таланта, который когда-нибудь может превзойти талант великого Эскофье. Представьте, всего три недели, а она уже приготовила идеальное cassoulet de Midi! Мадам, идите домой; скажите вашему болвану мужу, что это его беда – отказаться от такого редкостного блюда, и если он не будет ценить ваш талант, то я сам на вас женюсь».

Конечно, этот комплимент Пьера был всего лишь любезностью, да и я, в общем, не собиралась за него замуж – я всего лишь хотела порадовать Тома. В итоге я попробовала еще раз, выбрав самое простое блюдо. Я просто поджарила свиные отбивные на неглубокой сковороде и приготовила немного жареного картофеля с салатом. Он все съел, но особого восторга не выразил; я его не виню: вряд ли свиные отбивные могут вызвать какие-то возвышенные чувства. Потом я попробовала приготовить тушеное мясо ягненка – вышло еще хуже, чем с печеными бобами. Он ничего не съел, а когда я отнесла свою стряпню в «Успех», Пьер сказал, что это mouton rouennaise, настоящий шедевр.

Так все и продолжалось. И главное, я по-прежнему не могла ничего понять. Тому нравились бифштексы, которые я готовила, но мы не могли позволить себе их слишком часто, а каждый раз, когда я готовила что-нибудь в кастрюле, он отказывался это есть. А потом он пригласил на ужин своих родителей, и они пришли. Это, надо полагать, было нечто вроде перемирия. Я подумала, что если приготовлю хороший обед, то мы поладим.

Вот я и решила подать к столу ростбиф. Я подумала, что здесь никаких ошибок не будет, слишком уж все просто. А после ростбифа я поставлю в духовку лимонный пирог – и все пройдет хорошо. Мать Тома – одна из тех высоких, худощавых женщин, которые носят платья с оборками и считают, что женственность именно в этом и выражается. Как только она переступила порог, я поняла: меня просто уничтожат, если я хоть на шаг отступлю от правил приличия.

Она осмотрела квартиру так, будто я держала Тома в тюрьме. Я предложила гостям коктейли, но это не слишком помогло: она взяла только один, а затем попросила салфетку, которую я забыла ей выдать. Она, кажется, говорила о том, что придерживается старомодных взглядов и что дело женщины – посвятить себя дому.