Кэрол Эмшвиллер - Тропой Койота. Плутовские сказки [litres]

Порой мы думаем, будто хотим узнать, о чем думают наши собаки. На самом деле нам этого вовсе не хочется. Те, кто смотрит на нас ясным взором и видит, кто мы на самом деле, страшнее любого бандита с пистолетом. С бандитом можно вступить в бой, от него можно убежать или спрятаться, а вот правда прилипнет, как сосновая смола – поди отчисти. После Перемены некоторые владельцы собак всякий раз, встречаясь взглядом с питомцем, чувствуют холодок в животе. И – рано ли, поздно – просят его поискать новый дом, или «забывают» запереть калитку, или с руганью гонят бывшего друга метлой за порог. Или собаки уходят сами, не в силах вынести выражений хозяйских лиц.

Собаки собираются в садах и в парках, в любых местах поближе к еде и воде, подальше от людских глаз. Круз-парк, что в десяти кварталах отсюда, велик – целых пятнадцать акров в центре города, и там их уже скопилось десятков шесть, а то и больше. Они совершают набеги на мусорные баки, клянчат еду у бывших хозяев либо у посторонних. Спят под кустами, под эстрадой, под скульптурами, на которые расщедрился муниципалитет. В обеденный перерыв туда больше никто не ходит.

Норд-парк же, наоборот, на отшибе. Сюда и прежде никто не заглядывал, и сейчас живущие здесь собаки никого не волнуют. Пока что.

Это тот самый пес. И есть по соседству собачка, с которой ему жуть, как хочется спариться. Всем другим псам тоже хочется, но хозяин держит собачку во дворе, за оградой из проволочной сетки. Собачка скулит, об ограду трется. Пробуют псы ограду подрыть, да слишком уж глубоко ее нижний край. Пробуют перепрыгнуть, да слишком она высока – даже для самых больших и прыгучих.

А Одному Псу пришла на ум идея. Нашел он на улице окурок, сунул в пасть. Нашел в мусорном баке белую рубашку, надел. Подходит прямо к парадной двери хозяина и кнопку звонка нажимает. Хозяин ему открывает, а Один Пес и говорит:

– Я от людей, что ездят на белых пикапах. Должен проверить у вас электростатическое давление. Не могли бы вы впустить меня во двор?

Кивнул хозяин, впустил его во двор.

Тут Один Пес скинул рубашку, выплюнул окурок, да с собачкой и спарился. Приятно ему, даже очень, вот только дело уж кончено, а расцепиться они с собачкой никак не могут.

Испугался Один Пес, заскулил. Хозяин это услышал, выглянул за порог и очень разозлился. Схватил ружье и насмерть Одного Пса застрелил. А собачка Одному Псу говорит:

– Поискал бы другую пару – остался бы жив-здоров.

На следующий день, после занятий (снова жара, воздух тяжел от запаха свежескошенной травы), Линна находит еще одну собаку. Слышит плач, садится на корточки, заглядывает под куст гортензии (серовато-голубые цветы хрупки, точно бумага) и видит мальтийскую болонку – вся шерсть в колтунах да в колючках, под глазами пятна засохших слез, стонет жалобно, жутко, как всякий раненый зверь.

– Всё окей. Всё окей. Я тебе ничего плохого не сделаю.

Слыша негромкий, успокаивающий шепот Линны, болонка боязливо тянется носом к ее пальцам.

Линна осторожно поднимает собачку на руки и осматривает ее – цела ли, не ранена ли. Болонка мелко дрожит, и Линна понимает: ее страдания – чисто душевного свойства. Ее история известна Линне во всех подробностях еще до того, как болонка успевает ее рассказать.

Соседний дом – пряничное строение в эдвардианском стиле, эркерные окна, зеленая черепица – огромен, тяжеловесен, стоит посреди обширного сада за низким заборчиком. Как раз такой высоты, чтоб воспрепятствовать мальтийской болонке выскочить наружу. Или пробраться внутрь. На звонок дверь открывает женщина. Болонка при виде нее оживляется, вертится в руках Линны. Нет, не от страха – от радости.

– Это не ваша собачка? – с улыбкой спрашивает Линна. – Я нашла ее снаружи, очень напуганной.

Женщина бросает взгляд на болонку и тут же отводит глаза.

– У нас нет собак, – отвечает она, глядя в лицо Линны.

Рабы наши нравятся нам немыми. Нам нравится воображать, будто они нас любят. Это так. Они нас действительно любят. Но, кроме этого, остаются с нами из-за того, что все мы, как чашки весов, колеблемся между тягой к свободе и страхом перед неизвестностью, и порой уверенность в завтрашнем дне перевешивает. Да, они любят нас. Но…

Из ее слов Линне становится ясно, как дальше пойдет разговор. Отнекивания, страх пополам с гнетущей тоской и ненавистью к самой себе в глазах женщины… Не дослушав ее до конца, Линна отворачивается, спускается с крыльца, идет по кирпичной дорожке к воротам, выходит на улицу и сворачивает на север, к Норд-парку.

Собачку зовут Софи. Бродяжки Норд-парка принимают ее по-доброму.

Джордж Вашингтон, умирая, обещал своим рабам свободу, но только после того, как отойдет в мир иной его жена. Перепуганная Марта подписала им вольные спустя всего пару часов после его смерти. Да, собаки нас любят, однако хозяева из тех, что поумнее, невольно гадают, о чем они думают, сидя на полу у наших кроватей, пока мы спим, слегка оскалив зубы и тяжко дыша на жаре. Понимают ли, что их свобода держится на нити наших жизней? В свете проклятия речи – всего того, что они могли бы сказать, да только предпочитают помалкивать – нить эта выглядит угрожающе тоненькой.

Некоторые люди держат собак даже после Перемены. Некоторым хватает сил любить, несмотря ни на что. Но многие узнают о пределах своей любви только после того, как они достигнуты. Некоторые еще держат собак. Многие – больше нет.

Похоже, собаки, оставшиеся с хозяевами, не рассказывают сказок.

Это та самая собака. Она страсть, как голодна, потому что хозяин забыл ее покормить, а в мусорном баке ничего хорошего нет: все сожрали опоссумы.

– Если опоссумов изловить, – говорит собака, – я смогу сейчас съесть их, а потом и отбросы – ведь некому тогда станет съедать все подчистую.

Однако собаке известно, что поймать опоссума очень нелегко. Потому улеглась она рядом с мусорным баком и давай стонать. Конечно, опоссумы, явившись за отбросами, услышали ее и вперевалку заковыляли к ней.

– Ох-ох-ох, – стонет собака, – зачем я только раскрыла крысам эту великую тайну? Теперь они мне покоя не дают!

Оглядываются опоссумы, но никаких крыс рядом нет.

– Где же они? – спрашивает самый старый опоссум.

– Все, что я съем, – говорит ему Одна Собака, – попадает ко мне внутрь, в такое особое место, вроде огромной кучи отбросов. Проговорилась я об этом крысам, а они пробрались ко мне внутрь, да так там с тех пор и живут. У-у-у, их холодные лапы просто ужасны!

Поразмыслили опоссумы, и самый старый говорит:

– А эта куча отбросов… она велика?