Пётр Перминов - Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6 [компиляция]

11 августа, 1913

Вчера весь день пролежал на софе в полуобморочном состоянии. Сегодня — собрал все свои силы в кулак, чтобы выйти из дома для пополнения запасов продовольствия. Я шел сквозь туман, но не чувствовал никаких изменений в своем организме. Мое сознание оставалось ясным, что удивило меня, однако не могло не радовать. И пусть передвигаться было тяжело и непросто было лавировать меж сумасшедших иннсмаутовцев, уверенность в том, что я по крайней мере не умру с голоду, вселяла надежду. А горожане не обращали на меня никакого внимания, их выпученные рыбьи очи не фокусировались на моей фигуре — не фокусировались ни на чем. Около одиннадцати часов дня я толкнул двери лавки Мэтью Ходжа. Владельца не было, а над прилавком возвышалась золотоволосая макушка. Я пробормотал что-то осипшим после длительного молчания голосом, желая выяснить, куда подевался хозяин. Услышав мой голос, из-за прилавка вышла девчушка лет десяти от роду. Трогательное, невинное создание в чистом белом платьице, она уже имела перепонки на маленьких ручках, а волосы… это были не настоящие волосы — всего лишь парик, кое-как прикрывающий лысеющую головку. Ребенок произнес: «Я хозяин. Папы нет», и я понял, что Мэтью Ходж, подобно прочим, ушел в море, бросив любимую дочурку предоставленной самой себе. Малышка Ходж без труда разыскала необходимые мне продукты — я купил их на последние деньги, что остались в доме после последнего визита сестры. Она даже поблагодарила меня за покупку и сказала приходить еще, но я почему-то твердо уверен, что в следующий раз, когда приду сюда, ее я больше не застану за прилавком. Я двинулся в обратный путь, на ходу жуя свежую мягкую булку, не имея мочи дотерпеть до дома, и чувствуя необычайное умиротворение, забыв обо всех тех ужасах, что преследовали меня изо дня в день с момента возвращения в Иннсмаут. Я перестал обращать внимания на туман и на иннсмаутовцев — на эти немые и почти обездвиженные преграды — и я почувствовал себя живым, даже больше: я чувствовал себя человеком, в большей степени, чем когда бы то ни было. Я превращусь однажды в уродливого рыбочеловека и отправлюсь жить в Й'хан-тлеи? Ха! Что за нелепость! Я — человек, человеком родился я и человеком умру.

12 августа, 1913

«Я — человек, человеком родился я и человеком умру»… Подумать только, как я был прав, выводя чернилами эти строки! Эта ночь выдалась отнюдь не спокойной. Я долго не мог уснуть из-за барабанящих по крыше и окнам дождевых капель, а после полуночи меня вывели из сна посторонние звуки. Кто-то определенно находился в доме. Вряд ли Дайна неожиданно решила навестить меня в столь поздний час — чужие с неведомой целью проникли в дом и сейчас, похоже, обыскивал его. По шагам я определил присутствие по меньшей мере двух пришельцев, хозяйничающих на чердаке. Ужели мать перед уходом на чердаке припрятала что-то ценное среди бесполезного хлама? Быть может, золото? Тогда я смогу купить еще еды, не дожидаясь подачки старика Райли. Только для этого следует пресечь преступные намерения незаконно проникнувших в мои владения существ. Так рассуждал я, заставляя себя выбраться из постели, накинуть халат и зажечь свечу. Неторопливо, тщательно обходя особенно скрипучие участки лестницы, я преодолел два этажа и коридор и замер перед скошенной дверью, ведущую на чердак. Я прислушался. Из-за запертой двери доносилось мерное бурчание вперемешку с булькающими, чавкающими и хлюпающими звуками. Совершенно очевидно, там находились не люди, а те ужасные существа, что через день-два пойдут вслед за Табитой Марш и Мэтью Ходжем. Я перевел дух и резко толкнул дверь. В неверном свете свечи я оглядел комнату. Непрекращающийся ливень заливал интерьер чердака через распахнутое настежь окно, весь хлам, некогда громоздившийся аккуратными колоннами по периметру чердачного помещения, теперь в беспорядке валялся на полу, и во всем этом усердно копалось трое иннсмаутовцев. Завидев меня, рыболюди вооружились принесенными с собой дубинками. Тогда как я извлек из кармана халата пистолет… незаряженный. Пистолет был подарен мне моим хорошим университетским другом Полом Стаффордом, но патронов в нем не было отродясь: чего ждать от простого макета? Мне повезло: заметив пистолет, незваные гости бросились в окно, стремительно скатились по деревянной лестнице и растворились во тьме, так что можно бы было сказать, что и не было их вовсе, если бы не беспорядок, который они оставили после себя. Но что же они искали? И нашли ли? Это вряд ли: чудовища готовы были обороняться, но не бежать, а значит, цели своей они еще не достигли. И в то же время они не рискнули подставить свои чешуйчатые тела под пули. Дагону нужна больш а я паства. Итак, я снова остался один. Удостоверившись, что рыболюди исчезли, я прикрыл окно и задвинул старые выцветшие шторы, перевешанные на чердак из спальни Дайны в моем глубоком детстве. Конечно, ночные гости предпримут новую попытку обыскать мой дом, быть может, уже следующей ночью. И думая так, я решил сам приняться за поиски. Не став исследовать то, что до меня изучили рыболюди, я бережно открывал деревянные ящики и просматривал их содержимое: бронзовая и мельхиоровая посуда, книги, старая одежда, кружева малышки Дайны, фарфоровые осколки, бывшие некогда вазой, оформленной в древнекитайской стилистике и тысячи всевозможных мелочей, не подлежащих описанию. В одном из ящиков, на самом его дне, покоилась шкатулка, украшенная золотыми пластинами. На каждой пластине — крохотная рыбка. А впрочем, не совсем рыбка — неизвестное науке существо, миниатюрная копия облика практически любого иннсмаутовца. И каждое изображение выполнено в столь изумительной причудливой манере, что описать невозможно, и холод проникает в душу при одном лишь взгляде на искусно выполненный сундучок, который мне неожиданно захотелось бросить. Я действительно метнул шкатулку, плохо отдавая себе отчет в своих действиях. Шкатулка срикошетила, ударилась об пол и при ударе отворилась. Ее содержимым оказались письма и фотографии разной степени давности, принадлежавшие моей матери. И первая в стопке фотография изображала ее саму, беременную, но вот Дайной или мной? На этот вопрос мне ответила моя следующая находка — письмо, адресованное моей матери, от Тобиаса Райли. Можно бы было предположить, что в данном письме обсуждалось замужество моей сестры, но такое предположение действительности не соответствовало. Датированное 11 декабря 1891 года, оно никак не могло касаться Дайны, рожденной двумя годами позднее. Содержание письма привело меня в шок. Вот его полный текст, уместившийся всего в нескольких поразивших меня строках:

Дорогая Джемайма!