Наталья Тимошенко - Сотканная из тумана

Саша недоверчиво покосилась на доктора: он ее проверяет или развлекается? Весь его внешний вид говорил о том, что ему сейчас не до развлечений, а проверять ее он едва ли стал бы. По крайней мере до этого ни разу не выказывал сомнений в ее квалификации, хоть и считал, что ей следовало бы стать педиатром, а не анестезиологом. Скорее походило на то, что диагноз доктор поставил, но сам в него до конца не верит.

– Анемия? – спросила Саша.

Матвей Гаврилович кивнул.

– Вот и я про малокровие думаю.

– Царапины есть?

– Есть.

– Тогда почему вы сомневаетесь?

– Потому что он все еще жив.

Саша задумчиво закусила губу.

– Интересно, почему? Думаете, спугнули ночью?

– Тут такая катавасия была, что вполне могли.

– Ну что ж, тогда у нас есть шанс.

– Пойдемте, сами посмотрите.

Посмотреть Саша действительно хотела, но, войдя в комнатку, которая служила доктору процедурной, замерла как вкопанная. На низкой кушетке, раздетый до пояса, в одних только брюках, босиком, сидел Михаил Грицаев: тот самый мужчина, во двор которого свернул туман позапрошлой ночью и который уверял Сашу и Ваню, что все, происходящее в деревне, всего лишь проделки волка, а никакой чупакабры не существует. Этой ночью, когда вся деревня толпилась вокруг убитого зверя, Саша была занята пострадавшим мужчиной. Она могла себе представить, как радовался Михаил и говорил всем, что в итоге оказался прав. Теперь Саша не сомневалась в том, что тогда это существо напало на его семью. Просто они не там искали.

– А, это вы, – проворчал Михаил, увидев ее. – Опять про свою чупакабру твердить начнете?

– Не начну, – улыбнулась ему Саша, подходя ближе. – Разрешите вас осмотреть?

– Гаврилыч осматривал уже.

– Я не причиню вам дискомфорта, только посмотрю.

– Миша, не упрямься, – велел Матвей Гаврилович. – Не убудет с тебя. Мы сами их позвали, так давай поможем.

– Я не звал, – снова ворчливо отозвался Михаил, но больше возражать не стал.

Саша натянула перчатки и подошла к нему. Конечно, больше всего ее интересовали царапины на его шее, хорошо различимые в ярком свете электрических ламп. Они действительно походили на следы длинных острых ногтей. Сама Саша такой маникюр никогда не носила, профессия допускала совсем короткие ногти, буквально в несколько миллиметров, однако ее лучшая подружка Алиса как раз была поклонницей именно таких. Саша всегда пренебрежительно звала их «ведьминскими». Вот если бы Алисе пришло в голову расцарапать кому-нибудь шею, наверняка следы выглядели бы именно так.

– Я не стал обрабатывать без вас, – тихо сказал доктор. – Хотел, чтобы вы сами взглянули.

Саша кивнула. Царапины были уже чуть подсохшими, покрытые бордово-коричневыми корочками.

– Кто и когда вам их оставил? – поинтересовалась она.

– Понятия не имею. Наверное, просто поранился где-то. В деревне, знаете ли, бывает. У нас не то что в городе.

Саша пропустила укол мимо ушей.

– Так сильно поранились, но не помните, при каких обстоятельствах? – не поверила она. Ей почему-то казалось, что Михаил прекрасно знает, кто и когда оставил ему эту отметину, но не хочет говорить. Не то не хочет соглашаться с тем, что в деревне происходит нечто сверхъестественное, не то боится.

– У вас вон тоже все лицо расцарапано, что в этом такого? – огрызнулся он.

Саша усмехнулась.

– Но я знаю, где и когда получила эти царапины.

– Миша, не груби девушке, – велел доктор.

– Не хотите говорить – не надо, – сдалась Саша.

Аккуратно обработав царапины и на всякий случай закрыв их марлевой повязкой, она решила взять кровь на анализ, хотя сама не знала, что хочет в нем увидеть.

– Что вы делали сегодняшней ночью? – снова спросила она, не отвлекаясь от дела.

– Как все, в засаде сидел, – отозвался Михаил, чуть вздрогнув, когда острая игла коснулась кожи, проткнула ее и вошла в вену.

– Вы же не верили в чупакабру.

– Я и сейчас в нее не верю. А вот в волка верил. И моя версия оказалась правильной. Так что не понимаю, почему вы еще здесь. И зачем вообще вас надо было звать.

Саша снова не обратила внимания на грубость, аккуратно, по стенке, выпустила кровь в пробирку и плотно прикрыла ее, решив заняться этим чуть позже. Нужно было, кроме всего прочего, определить группу крови и резус-фактор. Интуиция подсказывала ей, что кровезаменителями они не обойдутся. Очень вовремя Долгов ехал к ним, взять с собой эритроцитарную массу ей в голову не пришло. Когда они только готовились к расследованию, никто еще не знал о человеческих жертвах.

Саша выпрямилась, посмотрела на доктора, как будто что-то решая, но не успела ничего сказать, как Михаил опередил ее:

– Говорил Гаврилычу и вам скажу: ни в какую больницу я не поеду. Дайте мне какую-нибудь таблетку, и я домой пойду. Некогда мне по больницам разлеживаться, дома дел полно.

Саша снова посмотрела на доктора, и тот, стоя вне поля зрения Михаила, лишь покачал головой, давая понять, что спорить с таким решением бесполезно. Саша и сама понимала, что бесполезно и не нужно. С каким диагнозом они отправят его в больницу? Анемия? Смешно. Да и лучше ему будет под их наблюдением.

– Боюсь, таблеткой мы не обойдемся. Давайте я поставлю вам капельницу, пока вы под ней полежите, я сделаю кое-какие анализы. А к вечеру мы вас отпустим.

– Хорошо, – внезапно согласился Михаил, чем удивил Сашу.

Она думала, что его придется уговаривать. Наверное, ему все же было гораздо хуже, чем он хотел показать. Саша поставила капельницу и уже направилась к большому чемоданчику, в котором привезла необходимое оборудование, но следующие слова Михаила остановили ее:

– Мне снился странный сон.

Саша резко остановилась и обернулась, краем глаза замечая, что доктор сделал то же самое.

– Сон?.. – осторожно спросила она.

Михаил лежал на кушетке, уставившись в потолок, и не смотрел на нее.

– Позапрошлой ночью. А утром я и увидел у себя на шее эти царапины. И весь день чувствовал себя плохо.

Саша сделала несколько шагов к нему ближе, боясь спугнуть внезапное откровение, поставила возле кушетки стул и села на него, чтобы не нависать над Михаилом.

– Что вам снилось?

Михаил долго молчал, но ни Саша, ни Матвей Гаврилович не торопили его. Оба понимали, что он собирается признаться в чем-то таком, во что плохо верит сам, а Саша, пару часов назад гипнотизировавшая Андрея, даже предполагала, что это может быть.

И почти не ошиблась.

– Мы с Танькой уже давно спим в разных комнатах, – наконец начал Михаил. – Я храплю, она вечно жаловалась, что не высыпается. Вот и разошлись. Вместе спим только, ну… – Он неловко кашлянул. – Вы понимаете.

– Конечно, – заверил его доктор.

– Но после она всегда к себе уходит. А тут вдруг просыпаюсь среди ночи от того, что кто-то в окошко стучит. Знаете, тихо так, будто шутит. Я смотрю: а возле окна фигура какая-то. Женская. Я вроде сразу понял, что это не Танька, она у меня пополнее будет да пониже. А только кто мог войти-то? «Таня?» – спрашиваю я. А она молчит и только ближе подходит. Я смотрю: точно не Таня. Молодая, красивая, глаза огнем горят. И так мне страшно стало, знаете? А пошевелиться не могу. Она подходит ко мне, наклоняется. Ладонь скользит по моей щеке. И тут я чувствую странную боль в шее, кажется, закричал бы – да не могу. Просыпаюсь – за окном светло уже, петухи горланят. Танька по кухне ходит, половицы скрипят. Я тоже встал, пошел по делам. Голова только кружилась, ну я сто грамм тяпнул, вроде лучше стало. А вечером уже умывался, перед тем как в засаду идти, и увидел на шее. Точь-в-точь в том месте, где во сне болело.