Елена Арсеньева - Ведьмин коготь [litres]

– Почему на восемнадцать? – тупо спросила Женя.

– Да какая разница, на восемнадцать, на девятнадцать! – захохотал Михаил. – Много там, короче! Верьгиз сказал, он постепенно всю деревню скупит и устроит там огромный лечебный центр.

– Понятно… – протянула Женя. – И ты говоришь, вы все документы оформили? Можно посмотреть?

Михаил подозрительно покосился на нее:

– Все еще не веришь? Почему? Боишься, Верьгиз может оспорить сделку и потребовать денежки обратно? – Расхохотался: – Сама понимаешь, в бумагах указаны деньги в рублях, а не в царских червонцах!

– Все-таки покажи, – попросила Женя настойчиво, и Михаил вытащил из рюкзака пластиковую папку, в которой были вложены какие-то бумаги. Странно, ни одного документа не было отпечатано на гербовой – всё обычные белые листки. Впрочем, ничего странного: именно чего-то в этом роде Женя и ожидала…

– А кто такой Абрамец Павел Вячеславович? – разглядывая подписи сторон, участвовавших в сделке, спросила она тихо, чтобы не начать кричать на Михаила, не взывать к его рассудку. Было страшновато… И все еще теплилась надежда, что Михаил просто разыгрывает ее, что все это несерьезно!

– А это настоящее имя моего покупателя, – сообщил Михаил. – Роман Верьгиз – это его псевдоним.

Женя молча кивнула, повернула листки и на первой странице прочла название документа.

Посмотрела на бывшего мужа.

Да нет, конечно, это розыгрыш! Михаил просто придуривается!

– Извините, господа, – раздался вкрадчивый голос неслышно подошедшего официанта, – может быть, вы хотите заказать десерт?

– Нет, я не буду, мне вообще пора домой, – засуетилась Женя, открывая сумочку и с досадой вспоминая, что деньги все были отданы Михаилу, а карту она, как назло, сегодня не взяла.

– Не дергайся, – важно сказал Михаил, – я угощаю. Счет принесите, пожалуйста!

Женя почувствовала, как у нее раздулись ноздри от возмущения. Угощает он! Сейчас, конечно, достанет одну из тех пятитысячных купюр, которые она ему дала.

Ладно, пусть так. Только бы не вздумал расплатиться тем, чем расплатился с ним Верьгиз!

Она вздохнула с облегчением, увидев в руках Михаила красненькую бумажку. Официант принес сдачу, и Женя бросилась вон из «Траттории» так поспешно, что даже споткнулась на пороге.

Михаил подхватил ее под локоть и лукаво хихикнул:

– А чего ты так спешишь? Может, твои денежки фальшивые, а? И ты испугалась, что официант сейчас фальшивку обнаружит, а я скажу, что это твои деньги?

Женю вдруг затошнило.

– А ты бы сказал? – спросила она, резко отстраняясь.

– Извини, да, – с видом принципиального пионера проговорил Михаил. – Я сейчас не в том положении, чтобы тащиться в полицию, рисковать и подвергнуться обыску. – И он выразительно постучал себя по груди.

Ну, всё. Больше она не могла этого терпеть! Силы кончились!

– Знаешь, лучше фальшивыми деньгами расплачиваться, чем этим… этим, что ты за пазухой таскаешь.

– Ты о чем? – Михаил склонился к Жене, растерянно вглядываясь в ее глаза. – Ты спятила? Помрачение ума настало от зависти?

– Это ты спятил! – крикнула Женя. – Это у тебя помрачение ума настало от жадности! Что ты выдумал?! Зачем ты всю эту чушь нагородил? Неужели ты веришь, что тебе дали груду золота? К кому ты попал? С кем связался?! Одно из двух: или ты в самом деле сошел с ума, или этот твой Верьгиз тебя… ну, не знаю, загипнотизировал, что ли! Неужели ты не видишь, что оформил не продажу дома, а дарственную на имя Павла Вячеславовича Абрамца? И расплатились с тобой никакими не сокровищами, а сушеным козьим дерьмом?!

Сырьжакенже, наши дни

Трапезников увидел, что стадо уже поравнялось с оградой. Пастух, щуплый, среднего роста, горбатый мужичок в малахае, снятом, такое ощущение, с самого деда Щукаря из шолоховской «Поднятой целины», щелкнул кнутом, останавливая своих подопечных, и глянул на Трапезникова с плохо скрываемой насмешкой.

– Ну что? – не выдержал и тоже усмехнулся Трапезников. – Неужели Верьгиз думает, будто я такой дурак, что поверил в этот его эротический бред про сексуально озабоченных коров?

Пастух на миг замер с приоткрытым от изумления ртом, а потом радостно захохотал, привалившись рядом с Трапезниковым к изгороди:

– Во-во, паря, ему то же самое говорил: хоть ты и Чертогон, Ромка, кому угодно голову заморочишь, а все ж не надо каждого встречного и поперечного дураком считать.

– Чертогон? – удивился Трапезников. – Это что, слово «Верьгиз» в переводе на русский?

– Нет, Верьгиз в переводе – волк, а Чертогон – прозвище, еще в детстве ему дали, – пояснил пастух. – Мы ж с ним дружки вот с таких пор! – И он повел ладонью низко-низко над землей, очевидно, обозначая собственный рост в детские годы. – Как Раиса его сюда к бабке Абрамец привезла, так и задружили. Да ты его спроси, знает ли он Гарьку Аверкина, он сразу скажет: это мой старинный друг! Гарька, Гарай, значит, – это по-нашему, по-эрзянски, а крещен был в Арзамасе Гавриилом. Но дружки меня все равно Гарькой звали. У нас тут у всех два имени, у эрзян, да и у русских. Колька Резаев на самом деле Куляс, Семен Пиксаев – Симдян. А у тебя второе имя какое?

– Да у меня одно имя, – пожал плечами Трапезников. – Ну и отчество еще. Александр Николаевич, будем знакомы!

И он шутовски шаркнул ножкой.

– Ага, по-нашему Саша-Николаша, значит, – хохотнул Гарька. – Мы ваших, русских, всегда так звали: вроде и по имени-отчеству, а вроде по-свойски. Но Ромка Верьгиз не позволял себя Ромкой-Пашкой звать, хотя он по батюшке Павлович! Впрочем, у него, Верьгиза, настоящее имя Павел, а промеж себя мы его чаще звали Чертогоном.

Трапезников только глазами хлопал. Забавно, конечно: Чертогон с чертовым когтем на шее! Но даже вообразить невозможно, чтобы вальяжный черноглазый красавец Верьгиз мог быть другом этого невзрачного пастуха, а главное – что они ровесники! Верьгизу не больше тридцати пяти. Этот дядька тянет на полтинник… Да, детство Гарькино осталось очень далеко, жизнь его крепко поломала!

– Волк, говоришь? – задумчиво повторил Трапезников. – Да еще и Чертогон?.. Интересное прозвище у твоего друга детства… Говорящее! И как он чертей гоняет? От людей или наоборот?

Сам не знал, почему так сказал. Сам не знал! Но морщинистое личико Гарьки оживилось, глазенки вспыхнули восхищенно:

– Да ты в корень зришь, паря! С тобой он пролетел, ох, пролетел! Я его предупреждал: не всё черту везет, иной раз и мордвинником отстегают!

Заглянул в изумленные глаза Трапезникова, ухмыльнулся и пояснил:

– Мордвинник – это у нас так чертополох называется.

– Понял, – кивнул Трапезников. – То есть со мной он пролетел. А раньше ему удавалось кого-нибудь с влюбленными коровами обдурить?