Тим Каррэн - Дьявол по соседству

- Мишель? - произнес он. - Детка? Детка? Это ты?

Снова дыхание. Звук языка, облизывающего губы. - Алло.

- Мишель, пожалуйста....

Связь оборвалась.

И у Луиса внутри будто тоже что-то оборвалось...

52

Они забрали ее, и Мейси знала это. А еще она знала, что какой бы невообразимый ужас не последует дальше, он станет для нее концом. Во рту у нее по-прежнему был кляп. Ей казалось, что от него ей уже никогда не избавиться. Ее притащили в магазин спортивных товаров и бросили на пол. Некоторые ушли, но другие остались сторожить ее. Мальчик и девочка, вероятно, начального школьного возраста, с блестящими в полутьме глазами. И женщина в расстегнутой охотничьей рубахе в красную клетку, кроме которой на ней ничего не было.

У всех были одинаковые глаза... красные по краям, полупрозрачные, как у волков, глядящие на их мир своей неподвижной чернотой.

На новый мир, который они унаследовали.

Вошел мужчина, несущий дубинку, один конец которой был утыкан гвоздями. Он отложил ее в строну и помог детям оттащить Мейси в заднюю комнату за прилавком, которая служила чем-то вроде кладовой. Она начала сопротивляться, и они принялись избивать ее руками и ногами. Мейси ударила девчонку в лицо, и та пришла в ярость. Зашипела, как бешеная собака и стала месить Мейси. Ее руки работали, как мельницы. Жесткие, болезненные удары сыпались Мейси на лицо один за другим, пока она не перестала шевелиться. Мальчишка схватил ее за руку и укусил. Девчонка вцепилась зубами в ногу. И в отличие от мальчишки, вцепилась так сильно, что Мейси закричала сквозь кляп.

Она почувствовала, как по голому бедру бежит кровь.

Тут в помещение вошла женщина. В свете ночника - которым все они, казалось, были абсолютно зачарованы - Мейси посмотрела на женщину. Кожа ее лица была дряблой, как у трупа, глубокие морщины походили на шрамы. На лицо, словно лишайник, свисали седые волосы. Она наклонилась, понюхала шею Мейси, затем лизнула ей щеку.

Ее дыхание пахло могильным смрадом.

Издав гортанный рык, она подозвала к себе детей, и те, под присмотром мужчины, принялись раздевать Мейси.

Боже милостивый, это были не просто дикари, животные, а целая семья: мать, отец, и двое детей.

Они стали срывать с Мейси шорты, футболку, срывать в прямом смысле. Когда у них не получалось, они пользовались ножами, в процессе нанося ей порезы. Когда на ней остались только лифчик и трусики, они перевернули ее лицом вниз и связали ей руки за спиной. Связали, как свинью, готовую для жарки.

Она кричала и извивалась всем телом. Девчонка схватила ее за волосы и перевернула на спину. Мейси попыталась кричать сквозь кляп. Девчонка снова ударила ее. Затем что-то горячее, почти обжигающее, брызнуло ей в лицо. Моча. Мальчишка стоял и мочился на нее. Запах был отвратительный. Совсем не такой, каким пахнет обычная человеческая моча... а дикий, резкий и мускусный.

Затем, пока женщина наблюдала за ней, дети присоединились к мужчине.

Мейси услышала, как они возятся с чем-то очень тяжелым. Они кряхтели и отдувались, время от времени издавая гортанный рык. Она слышала, как напрягается мужчина. Какой-то стук. Тук, тук, тук-тук-тук. Мейси не хотела знать, что они делают... но запрокинула голову и посмотрела. Ей нужно было увидеть.

Тот мерзкий кляп во рту снова сдержал рвущийся наружу крик.

В свете ночника и проникающего с улицы тусклого освещения она увидела... о, боже милостивый... она увидела...

Она увидела подвешенный за ноги труп.

Она не знала, кто это, и из-за темноты было плохо видно, но это был труп женщины. О, какие же они жестокие! Прибили ноги прямо к потолочной балке. Вот что за стук она слышала. Пока мужчина удерживал женщину, дети, стоя на ящиках, прибивали ей ноги. Руки у нее по-прежнему раскачивались взад-вперед. Женщина была средних лет. Большая грудь, складки жира на животе и бедрах. Через весь живот проходил поблескивающий шрам, возможно, оставшийся от кесарева сечения. Кожа была невероятно бледной, почти светилась в свете непрерывно гудящего ночника. Макушка головы и волосы были покрыты запекшейся кровью, которая казалась черной.

Из магазина раздался какой-то треск, будто сломался ящик. Потом вернулся мужчина и бросил что-то на пол. Ножи. Он взломал ящик с ножами. Десятки охотничьих ножей. Серебристые, острые как бритва лезвия поблескивали на полу.

Они собирались разделать ее, как быка.

Как первую осеннюю добычу...

Взяв мертвячку за волосы, он рывком поднял ей голову, вонзил охотничий нож с семидюймовым лезвием в горло, и принялся пилить. Кровь хлынула у нее по рукам и груди. Звук был такой, будто кто-то спиливает верхушку "хеллоуинской" тыквы. Мясной, плотный звук. Закончив пилить, он резко дернул голову женщины в сторону, оторвал и выбросил.

Опустился на колени и принялся пить кровь из ручья. Дети, толкаясь, подскочили к трупу и тоже стали пить и лакать из обрубка. Женщина отпихнула их в сторону и начала лакать из кровавого ручья, чмокая губами от удовольствия.

Мальчишка развязал кляп и вытащил его изо рта у Мейси. Кричать она не рискнула. Она стал внимательно разглядывать ее лицо. Затем клацнул на нее зубами и хихикнул, когда она дернулась от страха.

Девчонка сложила ладони лодочкой и наполнила их кровью.

Осторожно присела возле Мейси, стараясь не пролить нектар.

- Вот, - произнесла она скрипучим голосом. - Вот, вот, вот...

Затем разомкнула руки и дала крови пролиться в рот Мейси, вытерла окровавленные руки об ее лицо и губы, давая прочувствовать вкус.

- Хорошо, - сказала девчонка. - Хорошо.

Мейси закричала, лицо у нее было красным и блестящим. Она билась и кричала, затем повернула голову, и ее вырвало.

Воспользовавшись ножом, мужчина стал срезать мясо с бедер и живота мертвячки. Семья поедала его, жуя, разгрызая и разрывая, поедала сырым, словно тигры в джунглях. Отрезав кусок мяса с внутренней стороны бедер, возможно, с вагины, он протянул его женщине. Та понюхала его, лизнула, затем засунула в рот целиком и принялась медленно жевать. Она то и дело вынимала его, мяла пальцами, затем снова запихивала в рот и жевала.

А в голове у Мейси кричал внутренний голос: Она не ест его! Она вовсе не ест его... она размягчает его, разжевывает до состояния мягкой кашицы.

Именно это она и делала.

Затем женщина встала на четвереньки, тяжело дыша. Ее лицо блестело от крови, губы были вымазаны в соке того, что она только что жевала. Она выплюнула это себе в ладонь вместе со сгустком слюны, Протянула руку Мейси, потрясая ею и издавая гортанный рык, в котором было что-то скулящее. Остальные тоже опустились на четвереньки.

Затем все вместе, пригнувшись, словно звери, прячущиеся в полевой траве, подползли ближе. Кровавые упыри с огромными черными глазами, белыми, блестящими зубами, и свешивающимися изо рта нитями слюны.