Андрей Дашков - Черный «ровер», я не твой

Возбужденные прихожане разбрелись по площади, не зная, что делать дальше. Семенящий поп выскочил из церкви последним. Он обливался потом, ежесекундно крестился и бормотал молитвы.

Эпизод был исчерпан. Пожар не состоялся. Зато снаружи всех ожидал очередной сюрприз.

Электрическое освещение разом погасло. Луна с черепом опустилась за линию горизонта. Закатилась куда-то, как потерянная монета. Только сияющая зыбкая корона надвигалась с востока, прогоняя сумерки…

Возле «ровера» торчала мамаша Ида, царапая толпу взглядом. Наверное, искала своего обидчика.

– Кретины! – завопила она, когда увидела высокую плотную фигуру. Вовчика было трудно не заметить. – Тот, кого вы ждете, не придет! Его убил вот этот ублюдок!

– Ты что, не в себе, старая? – проворчал поп. – Что ты мелешь?

– Молчи, жирный болван! – отрезала Ида. – Иди и посмотри сам. Вон там, на заднем сиденье!

Она ткнула пальцем в «ровер». Вовчик скривился. Зря все-таки не шлепнул ведьму! У нее хватило ума попытаться натравить на него местных. Впрочем, такой вариант развития событий Вовчика устраивал. Разборки – это была его стихия. «Если кто-нибудь дотронется до моей тачки, отвяжусь по полной программе!..»

Поп осторожно приблизился к машине и заглянул внутрь салона, приложив ладони к вискам. Вовчик держал паузу. «Сейчас начнется. Уложу передних, остальные сбегут. Бойцов тут нету. Одни жабы».

Неизвестно, что поп разглядел через тонированное стекло, но когда он обернулся, это был другой человек. Приговоренный к «вышке», которого внезапно помиловали за минуту до казни.

– Благодарю Тебя, Господи! – закричал он, воздев руки к небу, но глядя при этом на Вовчика с невесть откуда взявшимся исступленным обожанием. – Ты послал нам во спасение Своего слугу! На колени, заблудшее стадо! Благодарите Его за отсрочку!

– Спаситель! Спаситель! – завизжали тонкие и восторженные бабьи голоса. Большая часть собравшегося народа и впрямь бухнулась на колени. К Вовчику тянулись руки, будто он был святым, одно прикосновение к которому исцеляет от неизлечимых болезней и отменяет действие неумолимого времени. На него были направлены взгляды благодарно сиявших глаз.

Это была минута невероятной, неповторимой славы. Это было прекрасно! Впервые его обожали ИСКРЕННЕ, а не за деньги. Можно было упиваться своим неожиданным величием и даже извлечь из него какую-нибудь практическую пользу, но Вовчику не дали развернуться. Времени почти не осталось.

Пока же он с ухмылкой наблюдал за разыгрываемым спектаклем, гадая, кто настоящий режиссер и кем на самом деле является поп – аферистом или гениальным импровизатором. Однако больше всего его интересовало другое – когда же, черт подери, наконец удастся придавить подушку?!

И тут раздался металлический щелчок, услышанный далеко не всеми. Задняя дверца «ровера» приоткрылась. Из образовавшейся щели протянулась рука, по которой можно было изучать строение верхних человеческих конечностей. Потом снаружи появилось все остальное, и у попа подкосились ноги.

Из протянутой руки торчали осколки стекла. Они отбрасывали во все стороны радужные отблески, разлагая на составляющие свет утренней зари. Эти маленькие мелькающие радуги завораживали… Прямо из ладони сыпался песок – на землю, ибо колба песочных часов была раздавлена. Отсчет времени заканчивался.

Песок к песку. Пыль к пыли. Прах к праху…

Бледный вылез и потянулся так, что раздался звук, напоминающий перестук костей, которые встряхнули в стакане. При этом он улыбался.

– Классная тачка. Твоя? – спросил он у Вовчика, нацелив на того костлявый палец. Зрачков у Бледного не было (в глазницах вязко клубился мрак), и соответственно, не было ВЗГЛЯДА в привычном смысле слова (хотя каждый из собравшихся на площади кожей и трепетной душонкой ощущал ПРИСУТСТВИЕ). Голос воскресшего урода оказался шипящим, будто вместо истлевших голосовых связок в его глотке был установлен синтезатор речи с пробитым динамиком.

Вовчик проглотил комок обильно выделившейся слюны и тупо кивнул. Слов у него не нашлось. Пока. Зато были две пушки, о чем он вспомнил очень скоро.

– Спасибо, что подбросил, – сказал Бледный. – На моей кляче хер успеешь куда-нибудь. А так даже выспался хорошенько… – Он шутливо погрозил Вовчику пальцем: – Смотри, куда едешь, родной!

На Вовчика «наезжали» нечасто. Когда такое все же случалось, он испытывал только холодную злобу. Но сейчас его посетило неизвестное ему ранее чувство вины. Это было настолько противоестественно, что захотелось врезать самому себе по челюсти, чтобы вернулась прежняя уверенность.

– …Дедуфка, а пофему у фебя разные руки? – раздался писклявый голосок.

Из «ровера» высунулось заспанное личико «Лолиты».

– Чтобы удобнее было косить, детка, – произнес монстр с невыразимым сарказмом и подмигнул попу, который судорожно ловил ртом воздух. Воздуха в поднебесье было полно, однако попу явно не хватало.

– Фто косить?

– Газоны. – В пробитом динамике заклокотал жуткий полумеханический смех.

Бледный отбросил сверкающие осколки колбы, переложил нож в правую, «рабочую», клешню и вытащил лезвие, испачканное чем-то коричневым.

Охреневший Вовчик почему-то был уверен, что эти пятна на металле – точно не соус. Он потянулся за своими пушками. Плохие предчувствия? О да. Осознание непоправимой ошибки? О да. И какое-то поганое бессилие, будто в кошмарном сне. И неописуемый морок. И парализующий страх… Скованные непонятным влиянием мышцы еще кое-как работали, но сам он уже окончательно поверил в то, что пушки ему не помогут…

Тонкая струйка песка, сыпавшегося из ладони Бледного, иссякла.

Время истекло.

На глазах у всей толпы Бледный начал расти, а его нож стал вытягиваться и изгибаться, превращаясь постепенно в огромную косу…

Июнь – июль 1999 г.