Мэгги Стивотер - Все нечестные святые

Беатрис придется принять эту роль, и она не станет жаловаться, но вынужденная святость станет для нее темницей.

Мысль о будущих страданиях родных мучила Даниэля, иссушала его рот и делала тьму вокруг него еще чернее. Вместо того чтобы просить за себя, он потрескавшимися губами шептал молитвы за тех, кого любил.

– Матерь…

Вот только ответила ему не мать.

Мелкие камешки захрустели под тяжелыми шагами, и Даниэль уловил запах растертого шалфея. К нему приближалось что-то большое. Он снова услышал кудахтанье твари, а потом – мягкий хлопок, и совершенно верно предположил, что этот звук порожден взмахом крыльев. Существо улетало прочь, потревоженное тем, что приближалось к Даниэлю. Однако, отлетев в сторонку, тварь остановилась.

Он услышал чье-то дыхание. Поскрипывание.

Тогда Даниэль сел, но, даже если бы он мог видеть, у него так сильно кружилась голова, что защититься он бы уже не сумел. Что-то сдавило его горло. Жесткие волосы упали ему на щеку. Ему в лицо кто-то жарко дышал. Воображение Даниэля живо нарисовало чудовище с конской гривой, наконец-то явившееся за ним.

Еще одна рука ухватила его за челюсть. Даниэль ахнул.

На его губы и уши полилась вода. Он был так потрясен, что сначала закашлялся. Живительная влага тонкой струйкой потекла ему в рот, в пересохшее горло, на грудь, и Даниэлю стало так хорошо после изнурительных часов в сухой пустыне, что он никак не мог поверить в реальность происходящего. Правда, ни один сон не сравнится с глотком свежей воды, если вы умираете от жажды.

Когда Даниэль немного ожил, охватившее его облегчение разом схлынуло. Неужели его нашел кто-то из Сория?

– Кто вы? – прохрипел он.

Влажные пальцы прижались к его бесполезным глазам, размазали воду и грязь по его растрескавшимся губам и влили еще немного воды в его рот. Три разных голоса что-то забормотали на трех разных языках. Даниэль ни за что бы не догадался, кто явился в ответ на его молитвы, даже если бы не потерял зрение, потому что случившегося с ним чуда еще не переживал ни один Сория. К нему пришли духи дикарей Колорадо: Фелипе Сория, убивший шерифа ради бедренной кости; финансист, получивший чудо от Беатрис, который повесился на собственной бороде, и немец, оставшийся лисом до самой своей смерти.

Кто знает, почему они явились к Даниэлю именно в этот миг, ни раньше, ни позже? Возможно, они хотели искупить свои грехи. Возможно, молитва Даниэля оказалась настолько пламенной, что вызвала их на землю из обители духов. Возможно, они просто проходили мимо, направляясь к совершенно другому путнику, угодившему в беду, и остановились заодно помочь Даниэлю. Какой бы ни была причина, они напоили Даниэля.

Финансист нашел флягу Даниэля, немец ее наполнил, а Фелипе Сория вложил в руку беспомощного слепого.

– Zwei Tage Wasser , – сказал немец.

– Воды на два дня, – перевел финансист, который некогда провел целый год во Франкфурте, пока гнался за успехом.

Фелипе Сория наклонился поближе.

– Борись, кузен, – прошептал он на ухо Даниэлю. – Quien quiere celeste, que le cueste. – Эти слова Даниэль понял и без переводчика: «Алчущий неба должен заплатить». Фелипе Сория прижал большой палец к другому плечу Даниэля, и юноша вскрикнул. Когда Фелипе убрал палец, на теле Даниэля осталось углубление, такое же, какое оставила градина.

Потом духи ушли, а Даниэль остался один в темноте, но пока живой.

Пит работал.

Он поднялся с первыми лучами солнца, потому что падре Химинес во сне повизгивал и сучил ногами, пол рядом с постелью падре Химинеса был твердый и холодный, вдобавок мысли Пита то и дело возвращались к Беатрис, а еще Пит любил и умел работать.

Поскольку рядом не случилось никого, кто мог бы дать ему иные указания, молодой человек решил просто продолжить строительство сцены. Однако стоило ему выйти в свежую прохладу двора, как перед ним появилась Антония. Она тоже не спала. После того как прошлой ночью она увидела свою дочь танцующей на сцене с Питом, Антония весь остаток ночи лихорадочно вырезала из бумаги цветы, чтобы чем-то занять голову. Когда взошло солнце, она опустила глаза и поняла, что успела соорудить целую груду черных роз, причем некоторые из них размокли от слез. Увидев, что Пит встал, Антония вихрем помчалась ему навстречу. И вот она стояла перед молодым человеком в робком синеватом свете утра и несколько минут раздраженно выговаривала всё, что накипело, а Пит молча ее слушал. В конце концов, когда утреннее солнце начало чертить на земле длинные тени от домов, Антония плюнула наземь и выдала Питу задание: достроить маленький домик, который он начал складывать из камней в первый день после приезда.

– Падре Химинес сможет жить там, когда ты закончишь, – заявила она. – И тогда ты сможешь занять его комнату.

Ярость Антонии ранила Пита, но он распознал в ее распоряжении слабое проявление доброты и очень удивился. Он робко признался:

– Я думал, вы очень на меня сердиты.

– Сердита? На тебя?

– За то, что я танцевал с Беатрис.

Антонии и в голову не приходило, что Пит может присвоить себе право быть источником ее злости. Потом ее удивление сменилось шоком, затем необъяснимым образом превратилось в тоску из-за Даниэля и наконец вновь уступило место злости. Антония рявкнула:

– Я не злюсь ни на тебя, ни на Беатрис!

– Если вы не против моего вопроса, мэм, на кого же вы в таком случае злитесь?

Антония Сория открыла рот, и на кончике ее языка завертелись десятки имен, ожидая, что кого-то из них назовут. Но потом она поглядела на бесхитростное лицо Пита, затем – на оранжерею Франсиско и на неспящего обитателя оранжереи, смотревшего на нее сквозь стекло, и поняла, что единственное имя, которое стоило бы назвать, – ее собственное.

– Просто берись за работу, Уайатт, – изрекла Антония. – А я пойду еще посплю.

Однако Пит не спешил приниматься за работу. Вообще-то, он собирался это сделать, но пока он шел по сонному поселению, его внимание привлек Тони: великан внимательно изучал содержимое кузова грузовика.

Пит круто сменил направление движения.

Тони встал даже раньше Пита и Антонии. Как только стало достаточно светло, чтобы можно было хоть что-то разглядеть, Тони первым делом отправился на поиски источника радиопрограммы, которую слушал ночью. У него имелось несколько подсказок. Для начала он знал, что это должно быть такое место, куда Хоакин Сория, шестнадцатилетний подросток, может свободно забираться каждую ночь. Тони не сомневался, что ищет некий оснащенный антенной прибор, и что размер антенны, необходимой для трансляции на такое расстояние, не позволит спрятать ее в маленьком пространстве. А самое главное, когда Хоакин, Беатрис и Пит под покровом ночи вернулись в поселение, Тони дремал вполглаза и видел, как ребята вылезали из грузовика. В жизни гиганта есть свои преимущества.