Дмитрий Заваров - Осень на краю света

Набравшись мужества, священник поднял глаза, посмотрел за забор: уходящие вниз по склону могильные оградки с торчащими поверх памятниками, сквозящий через облетевшие деревья закатный шар солнца. И никого. Отец Андрей, будто наблюдая себя со стороны, отметил, что нисколько этому не удивился: он ведь заранее знал, что никого не увидит. С той стороны забора на тропинке нетронутым ковром лежали опавшие листья, лишний раз подтверждая, что все произошедшее настоятелю почудилось.

Скрипнула дверь храма, на крыльцо выскочил маленький круглый мужичок — староста Дорофеич. Обернувшись, наскоро перекрестился, накрылся кепкой и мячиком скатился по лестнице.

— Ох ты! — выдохнул Дорофеич, заметив настоятеля.

Он от неожиданности даже слегка отскочил назад, будто ударившись о невидимую преграду. Отец Андрей знал, что в деревне Дорофеича кличут «Пинг-понгом», и признавал, что кличка как нельзя точно к нему подходит. Весь он был как бы надутый: пухлое румяное лицо, толстые ручки, пузырящиеся на коленях джинсы, заправленные в растоптанные кирзачи. Сходство усугублял короткий желтый пуховик, шаром охватывающий верхнюю часть тела.

— Батюшка, благословите!

Подскочив, Дорофеич стянул скрипящую кожаную кепку, сунул под мышку и, собрав ладошки в горсть, подсунул настоятелю. Отец Андрей неуклюже махнул гипсом.

— Крест пришли смотреть?

— Сегодня вроде, должно быть, — ответил отец Андрей. — Погода ясная.

— Будет, будет! — горячо заверил Дорофеич. — Как же иначе? Думал, так и прольет всю неделю дождик. Бог милостив.

— Садись, Иван.

— Вы первый давайте, — прыгнул к лавке Дорофеич. — Порядок нужен, однако.

— Чего? — Священник вздрогнул и метнулся взглядом за ограду.

— Садитесь, говорю. — Староста широким жестом смел с лавочки листья.

Отец Андрей, все еще поглядывая на притихшее кладбище, присел. Дорофеич плюхнулся рядом, выжидательно уставился на крест, но не усидел и нескольких секунд — вскочил.

— Побегу в колокол ударю, ага? — поделился идеей староста, уже сделав пару скачков в сторону церкви.

— Садись! — вернул его отец Андрей.

— Красиво будет! — скривил лицо Дорофеич.

— Красота тишину любит.

— Люди чтоб увидели, — пояснил староста, возвращаясь на лавку. — Внимание привлечь.

— Не фокусы показываем. Кому надо, и так увидят.

— Ну, может, оно и верно, — внезапно согласился Дорофеич

Он снова расслабился и выжидательно задрал голову. Отец Андрей, сдерживая улыбку, ждал очередного приступа непоседливости. В этот раз Дорофеич смог усидеть на месте, только резко повернулся к собеседнику:

— А Федька Томин чего, не придет?

— Не знаю, Иван. Хотел к нему зайти, да все как-то не складывается.

— Он про икону все переживает?

— Переживает, конечно.

— Как бы не запил, — обеспокоился Дорофеич.

— У него там внук за этим следит, — успокоил настоятель. — Серьезный парень. Мы с ним этот вопрос на контроле держим.

— Ну слава богу, а то… — Дорофеич, не закончив, подпрыгнул. — Вон, смотрите, смотрите! Загорается!!!

— Да нет вроде. — Священник весь подался вперед.

— Ну как нет-то! Вон же! — От возбуждения Дорофеич почти кричал. — С правого края особенно! Видите? Видите?

— Вижу! — тихо произнес отец Андрей, украдкой покосившись на старосту.

А тот замер на полусогнутых ногах, счастливо глядя вверх. Спустя полминуты шумно выдохнул и, перекрестившись, плюхнулся на лавку. Потом опять подскочил.

— Давайте все-таки в колокол ударим?! — Глаза его горели детским восторгом.

— Не надо, Иван, — попросил отец Андрей.

Поникнув, Дорофеич снова примостился рядом. Помолчали.

— Интересно, завтра погода будет? — спросил староста негромко.

— Не знаю. Передавали, что без осадков. Ты вот что, Иван… в храм иди, свечи зажги.

— Где? — Дорофеич с готовностью подскочил.

— Везде.

— Понял! — обрадовался староста. — Служить будете?

— Попробую.

Дорофеич бросился бежать к церкви, но резко остановился, чуть не поскользнувшись на палой листве.

— А вы про Хрипкова слыхали? — возбужденно спросил он.

— А что с ним?

— Да как же! — Дорофеич всплеснул руками. — С утра еще…

…скрипела, ступеньки ощутимо прогибались под ногами. Отец Димитрий осторожно поднялся по крутому серпантину лестницы и просунул голову в квадрат потолочного отверстия.

Наклонные мансардные стены, обитые оргалитом, синяя фанерная тумбочка, покрытая цветастой клеенкой, керосиновая лампа с закопченным стеклом. У дальней стены — запыленный велосипед. Над ним вешалка с одеждой — телогрейки, потасканные кожанки, прорезиненный плащ. Нитка с облетевшими метелками какой-то травы. Маленькое окошко на фронтоне, мутные стекла, форточка нараспашку. Пахло табаком, керосином и прокисшим от времени деревом. Стены сходились почти под самым коньком, оставляя для потолка совсем немного места: выпрямиться в полный рост можно было только посередине комнатки.

Юрий Григорич лежал на узком диванчике. Сквозь потертую, местами рваную материю спинки явственно проступал пружинный рельеф — как пчелиные соты: диван напоминал дистрофика, высохшего от недоедания. Юрий Григорич органично дополнял картину: такой же осунувшийся, сморщенный, со впалыми щеками и глубоко провалившимися глазами. Только диван был густо-красный, а Пономарь серый. И страшно синели вены на лбу и шее.

Юрий Григорич лежал в телогрейке и стеганых штанах — сквозь дыры торчала грязная вата, будто выдавленный гной. На ногах — валенки. Возле дивана, на крашенной коричневой краской табуретке стояли консервная банка с засохшими кильками и баклажка с водой.

Половицы скрипели, будто тужились, из последних сил выдерживая вес пришедшего. Отец Димитрий, внимательно оглядываясь, приблизился к дивану. Веки лежащего дернулись, Пономарь открыл глаза. Увидел или нет — непонятно: глаза почти сразу равнодушно закрылись.

— Здравствуй, Юрий Григорич, — тихо произнес отец Димитрий.

В ответ снова открылся мутноватый взгляд. Юрий Григорич собрался с силами и коротко кивнул. Диван обиженно крякнул.

— Как жизнь?

— Нормально, — невнятно промямлил Пономарь.

— Прогуляться не хочешь?

Взгляд Юрия Григорича прояснился, глаза сфокусировались на пришедшем. Мелькнуло раздражение.

— Дай поспать! — кашлянув, заявил Пономарь.

Отец Димитрий освободил табуретку и, усевшись, наклонился впритык к лицу друга.

— Ответь мне, Юра, кто был у тебя этой ночью?

— Где? — Юрий Григорич попытался отстраниться, но уперся затылком в спинку дивана.

— Здесь. А вчера — в доме.

— Никого.

— Еще раз.

— Я не знаю, — отвел глаза Юрий Григорич.

— Это была женщина? — полуутвердительно заявил отец Димитрий. — Ты понимаешь, кто это был на самом деле?