Соня Фрейм - Не потревожим зла

— Люк, — по-отечески ласково сказал Этьен, — вы должны умереть, я ничего не могу сделать.

— Я… должен?

— Да, считайте, что это ваш священный долг. Одни люди рождаются, чтобы править или дарить жизнь другим. Другие приходят в этот мир, чтобы эти жизни забирать. А вы должны были умереть. Это ваш звездный час, поверьте.

— Идите вы на хрен, — угасающим голосом ответил Люк и отстранился от него.

Тот продолжал смотреть на него с невыразимой печалью. Люку хотелось расплакаться как ребенку и спросить:

«А как же любовь? Как же моя музыка? Я думал, это моя миссия».

А он всего лишь родился, чтобы сдохнуть. Все люди много о себе думают…

Количество необъяснимого бреда перевалило за критическую черту. Ответов не было. Времени не было. Ничего у него не было. Все стремилось к цифре «ноль».

— Дурацкая у вас контора по распределению миссий. Еще один вопрос, пока я тут. Если вы уже все знаете и везде побывали, то что забыли здесь? — спросил он Сен-Симона в лоб.

В ответ последовала очередная усмешка, не открывающая ни слова правды.

Тогда в Люке вдруг взвились недюжинное упрямство и парадоксальная уверенность, что этот странный человек ему показал далеко не все. Он лишь припугнул его чем-то… странным.

Гордо хмыкнув, Люк двинулся к выходу, бросив через плечо:

— Все будет не так. Все будет по-другому.

Он ехал домой. За время его пребывания у Сен-Симона опять прошел ливень, и дорога назад была усеяна сверкающими брызгами. Сквозь открытое окно проникал свежий ветер, наполненный запахами, от которых замирало сердце, и в голове Люка начинали оживать бесконечные воспоминания о разных временах.

На шоссе никого не было.

«Летний дождь как благословение…»

Дрожала терпкая прохлада, и он чувствовал землю, воду и воздух. Мелькали лица и звучали удивительные обещания. Как много было, оказывается, сказано за эти годы…

Этот визит вселил в него тяжелую грусть. Черная пустота, которая шевелилась в зеркале, осталась позади. Она даже не имела силы в этом мире. Остался позади и мистический Сен-Симон со своими словами о том, что сейчас нельзя понять эту священную тьму…

Глаза не видели расстилающейся перед ним дороги, в мыслях мелькали эти годы.

«Двадцать восемь лет — это, оказывается, уже порядком… И все равно мало».

Он больше никогда сюда не вернется.

Это чувство гнало его прочь по ровному асфальту, навстречу разлетающимся облакам и полыхающему светом небу.

Войдя в прихожую, Люк почему-то замер.

— Алиса! — позвал он.

Она не откликнулась. С чего он вообще взял, что она тут? Может, она и не оставалась. Кто ее разберет, эту девушку из морга.

Обуреваемый противоречивыми чувствами, он направился на второй этаж через кухню, рядом с которой имелась вторая лестница. Здесь что-то было иначе, и ему требовалось время, чтобы понять.

Стало удивительно светло. Кто-то просто раздвинул шторы, и это все поменяло.

Неспешно он прошелся по дому в поисках своей гостьи. Занавески слабо шевелились на ветру, от этого пустые комнаты наполнялись чем-то прекрасным. Но на первом этаже все молчало, ее здесь не было.

Он нашел Алису у себя в спальне. Она сидела у открытого окна и читала. Черные волосы, как всегда, закрывали часть лица траурной вуалью. Между прядями проглядывали провода белоснежных наушников. Подкравшись сзади, Люк заглянул в книгу.

«В тех случаях, когда трупы подверглись гнилостной трансформации, проводится экспертиза ногтей пальцев…»

— Что ты слушаешь? — спросил он, бесцеремонно переставляя наушник в свое ухо.

«Cause you’re the truth not I…» [19] Потому что правда — ты, а не я. (Отрывок из песни Placebo «20 Years».)

Это были Placebo.

Алиса вздрогнула и обернулась. Люк снова увидел ее лицо невероятно близко.

— Отличный выбор. Не то что я.

Она вынула второй наушник, глядя на него со сдержанной улыбкой.

— Ты всегда работаешь ночью?

— Почти. У музыкантов паршивый режим жизни. Не становись рок-звездой. И детям своим тоже это передай.

Какое-то мгновение они взирали друг на друга в полной тишине. За окном подрагивали зеленые ветки, и момент был прекрасен. Люк действительно вернулся домой.

— Ты все еще у меня.

— Я уходила. Но ты дал мне ключи. Надо было вернуть их тебе.

— Ну, спасибо, — лаконично ответил он, присаживаясь на подоконник рядом с ней. — Что там с зеркалами?

— Пока ничего. Это разочаровывает. Может, они требуют больше времени. Но я же не могу жить у тебя. Просто… мне еще хотелось перед уходом с тобой увидеться. Мы же… э-э-э… друзья?

Более нелепое определение их отношений было сложно найти. Однако ничто другое пока не подходило.

— Хочешь — оставайся…

— Ты серьезно?

— Я всегда серьезен, особенно когда люди думают, что я шучу. Мне нравится… что тут кто-то есть.

Она улыбнулась едва заметно, уголками губ, и ему показалось, что Алиса благодарна за то, что он сам начал вынимать кирпичи из невидимой стены между ними.

Следовало сказать ей о зеркалах, думал Люк, хотя он мог не вспоминать о них и, возможно, даже никогда не подниматься больше в комнату в мансарде. Но она хотела правды так же сильно, как и он до визита к Сен-Симону.

Что поведать ей из того, что он услышал? Как сформулировать все эти сумбурные намеки, которыми этот тип козырял направо-налево?

«Слушай, дело в тебе и это его ловля на живца…»

«Алиса, ему вообще по барабану, что я не хочу умирать! Скажи ему, Алиса! Так нельзя!»

«Я ничего не понял, вообще ни хрена. Только то, что он всех нас пасет, особенно тебя.

Тебя.

Тебя.

Тебя.

Ты — правда.

И Брайан Молко в наушниках поет сейчас о тебе…»

Все эти неудачные фразочки так и не слетели с его языка. Но Алиса ждала, и ее молчание подстегивало что-то сказать.

— Я был в гостях у одного человека, — рассеянно начал он наконец. — Это очень сильная, влиятельная персона. Отнюдь не простой смертный. Не уверен даже, что он смертный… Он лысый, как бильярдный шар, и у него жутковатая физиономия. Но зато он вежлив и терпелив, и в иных обстоятельствах я бы отправился к нему в гости еще раз. У него находится последнее зеркало из этой коллекции. Их на самом деле четыре. — Она искоса бросила на него быстрый взгляд. — Все вместе — это портал, как он сказал, куда-то на ту сторону. Я видел его, Алиса. Смотрел в него… И мне не понравилось.