Соня Фрейм - Не потревожим зла

Люк разглядывал странную фреску еще пару минут, а затем попрощался со смотрительницей, вышел и затворил за собой дверь, отделяя себя тем самым от похороненной в этом месте тайны. На улице он наткнулся на встроенный в стену рунический камень, сохранившийся с незапамятных времен.

Что-то не то с этим местом. Оно наполнено святостью, но при этом не о Боге все эти загадочные росписи на стенах. Да еще и памятник со времен язычества вставили. Либо у шведов интересное мировоззрение, либо эта церковь — не Божий храм. Есть некто древнее и могущественнее, и это его святилище…

Оскал скелета с фрески все еще висел перед ним как наяву.

Люк уходил, а церковь продолжила хранить свои тайны дальше. Смерть и человек продолжали играть — то против случайных зрителей, то друг с другом.

Дом по-прежнему казался пустым. Шаги Люка и Алисы гулким эхом отдавались в неуютных комнатах, которые они по традиции обходили каждый день, чтобы в результате прийти в единственную жилую комнату на втором этаже.

Им нравилось бесконечно находить следы присутствия друг друга. Тлеющие сигареты, вода на полу в ванной, раздвинутые шторы, оставленные в самых неподходящих местах чашки с остывшим чаем.

Они жили как два привидения.

Люк почти все время торчал в студии, возвращаясь домой в лучшем случае пару раз в неделю. Алиса от заката до рассвета курсировала между Грюневальдом и моргом. Визит затягивался, и вместе с этим возникло предчувствие чего-то важного, что пока не свершилось между ними.

В свободное время она изучала зеркала, пытаясь понять, как они работают. Из-за приближающихся экзаменов им уделялось меньше времени, чем планировалось. Но она была права — образы заструились к ней навстречу, только их нужно было научиться ждать. Зеркала могли испытывать ее терпение днями, ничего не отображая. Но когда она уже начинала смотреть сквозь них невидящим взором, в них начинали проноситься разрозненные сцены.

Ей являлись люди, которых больше не было в живых. Они проносились с хохотом или криком, повергая ее каждый раз в мимолетный ужас. К этому следовало привыкнуть. Алиса прозвала эти образы эхом. Зеркала ловили отблески чьих-то душ, которые все еще метались между жизнью и смертью и попадали в отражение, как бабочки в сачок. После приходило одно и то же видение — две высокие фигуры в темных рясах. Нижнюю часть их лиц скрывали многослойные воротники одеяний. Один был кудрявый и темноволосый, другой — лысый и смуглый. Их силуэты дрожали по обе стороны за ее плечами. Иногда она видела их стоящими рядом с огромным колесом. Они начинали крутить его одновременно с двух сторон, и тогда раздавалось гулкое эхо людских голосов. Между спицами колеса дробились кости.

Алиса долго пыталась осмыслить этот образ, пока наконец не подобрала для него верное слово: жатва .

Эти фигуры в черном крутили колесо смерти.

Однажды образ сменился. Она увидела, что кудрявый пропал и лысый завертел колесо один. Ему это давалось тяжело, но он неумолимо двигал руками, а на его лбу проступали капли пота.

Эти мистические образы полнились глубоким философским смыслом. Алиса ощущала, что через них ей пытаются поведать какую-то историю.

Изображения исчезали так же внезапно, как и возникали, оставляя ее обескураженной и слегка напуганной. Казалось, что ее затягивает в это жуткое колесо. Чем дольше она смотрела на его круговорот, тем неизбежнее становилось ее приобщение к этому тяжелому непонятному процессу.

В один из дней она зашла в ванную и увидела на краю раковины засохшие пятна крови. Это тоже было частью жизни привидений. Значит, Люк ночевал дома.

С той ночи прошло почти две недели. Рука сама сжалась в кулак и ударила по умывальнику до боли в запястье. Она запретила себе думать о том, что будет после, потому что не знала, что ей делать. Две темно-красные капли стали очередным болезненным напоминанием.

«Скоро и Люк окажется между этими спицами, — подумала она. — Его перемелют, и я увижу это в зеркале».

Алиса вернулась в мансарду и снова заглянула в каждое зеркало. Еще час она бродила кругами по комнате, меряя ее шагами и наполняя собственными мыслями.

«Якоб говорил, что есть лазейка к нему. Но должна быть тогда и обратная тропа для Люка. Нет дорог в один конец».

Это выглядело несколько жалко и комично — тот, с кого начался путь в зазеркалье, оказался вытеснен другим человеком. Но Люк был пока жив, а Якоб уже три года как мертв. Почему-то осознание его смерти пришло только сейчас, в черном доме — хозяин которого постоянно отсутствовал.

Вдруг Алиса вспомнила, что они наткнулись на странное клеймо на греческом на ножке каждого зеркала. Эта загадка каким-то образом потонула в потоке событий. Разобрался ли с ней Люк? В любом случае в разговорах они к ней больше не возвращались.

Она перевернула самое маленькое зеркало, принадлежавшее Галонске, и присмотрелась к мелким буквам. Затем извлекла телефон и нашла онлайн-клавиатуру с греческой раскладкой.

Θάνατος.

В глубине души она надеялась, что словарь выдаст ей, что такого слова не существует. Но на экране тут же высветилась транслитерация на латинице:

Thanatos.

А следом и перевод:

Смерть.

Танатос. Слово, давшее название тому, что она изучает, — танатологии. И имя греческого бога смерти.

От волнения палец соскользнул по сенсорному экрану и кликнул куда-то не туда. В поисковике появились предполагаемые результаты по ключевому слову.

«Танатос, греческий бог».

«Танатос, герой компьютерной игры».

«Этьен Танатос Сен-Симон».

Алиса выбрала третий вариант, и появились снимки смуглого лысого мужчины с мистической усмешкой. Известный коллекционер, живущий между Парижем и Берлином. О нем говорил Люк. Владелец четвертого зеркала.

Было известно, что он также занимается благотворительностью и спонсирует современное искусство, особенно потакая малоизвестным художникам во Франции.

Люк ей что-то недоговорил в тот раз.

Алиса почувствовала глухое раздражение из-за собственной невнимательности. Ей следовало вцепиться в информацию о Сен-Симоне, как только Люк о нем заикнулся. Но вместо этого они начали говорить друг о друге…

Она вглядывалась в лицо Сен-Симона и чувствовала что-то странное. Как если бы она давно его знала, но никак не могла вспомнить. От всех фотографий шла тяжелая, давящая, но не злая энергия.

Он улыбался не в камеру, а будто лично ей.

«Моя маленькая Алиса…» — эхом пронеслось в голове.

Экран погас от продолжительного отсутствия действий. Но чувство дежавю не прошло, а только усугубилось.

Все это уже когда-то было.

«Нужно достать четвертое зеркало, и я пойму, что с ним делать. В нем ключ ко всему», — звенело в голове с необычной отчетливостью.