Роджер Желязны - Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 4 [компиляция]

— Я знаю это, — пожал плечами Желлевин.

— Но где мы? Куда нас занесло?

— Успокойтесь, господин Баллистер, — ответил моряк. В его голосе я уловил легкий оттенок иронии. — Не забывайте, что вы все же капитан. Я не знаю, где мы находимся, но могу высказать одну гипотезу — это ученое слова, которое прикрывает собой игру воображения, иногда слишком дерзкую.

— Какое это имеет сейчас значение, — ответил я. — Я предпочел бы услышать любую самую нелепую историю о колдунах, о чертях, о чем угодно, лишь бы только не это отравляющее дух «я не знаю».

— Хорошо, слушайте. Очевидно, мы попали в некий иной план существования Вселенной. Вы ведь знаете математику — это поможет вам понять меня. Вероятно, наш родной мир с тремя привычными измерениями потерян для нас окончательно. Этот новый мир я определил бы как мир энного измерения, что, разумеется, слишком неопределенно. Если бы мы силами какого-нибудь невероятного волшебника были перенесены на Марс, на Юпитер или даже на Альдебаран, то это не помешало бы нам увидеть в некоторых областях неба те же созвездия, которые мы видим с Земли.

— Но солнце? — неуверенно промямлил я.

— Чисто случайное сходство, совпадение в бесконечности. Скорее всего, это подобная нашему солнцу звезда, — ответил Желлевин. — Впрочем, это всего лишь предположения, слова, пустые звуки; поскольку, как я надеюсь, нам будет дозволено умереть в этом чужом мире с тем же успехом, что и в нашем, я полагаю, что мы вполне можем сохранять спокойствие.

— Умереть… Умереть? — воскликнул я. — Ну, нет, я собираюсь защищать свою шкуру!

— От кого же? — с коварным простодушием спросил мой собеседник. И добавил: — Не забывайте, что Фриар Тукк говорил о чем-то, более страшном, чем смерть. А если имеется мнение, которым не стоит пренебрегать, особенно в случае опасности, то это именно его мнение.

Мои мысли вернулись к тому, что он назвал своей гипотезой.

— Вы имеете в виду энмерное пространство?

— Ради Бога, — нервно сказал Желлевин, — не придавайте столь реальное содержание моим смутным соображениям. Ничто не подтверждает, что творение возможно за пределами трех наших вульгарных измерений. Точно так же, как мы никогда не сможем увидеть идеально плоские существа двумерного мира поверхностей или линейные существа одномерного мира, существа, принадлежащие к миру с большим, чем у нас, количеством измерений, скорее всего, просто не в состоянии увидеть нас. И вообще, у меня нет ни возможности, ни желания, господин Баллистер, читать вам в этот момент курс лекций по гипергеометрии. Единственное, в чем я уверен, — это то, что какие-то пространства, отличающиеся от нашего, должны существовать. К ним относится, например, пространство, с которым мы встречаемся в наших снах. Это пространство охватывает одновременно прошлое, настоящее и, скорее всего, будущее. Может быть, это также миры атомов и электронов, необозримые пространства релятивистского мира… Не исключено, что в них скрываются таинственные проявления жизни, способные вызвать у нормального человека головокружение при одной лишь мысли о них. — Он махнул рукой с крайне утомленным видом. — Какова была цель загадочного школьного учителя, завлекшего нас в эти края, где властвует сам дьявол? Как, и, в особенности, почему он исчез?

Внезапно я стукнул себя кулаком по лбу, вспомнив выражение беспредельного ужаса, которое мне довелось видеть на лицах двух совершенно разных людей в разных ситуациях. Это были Фриар Тукк в заливчике под скалой с расселиной, и тот несчастный бродяга в кабачке «Веселое сердце». Я рассказал об этом случае Желлевину.

Тот медленно покачал головой.

— И все же, давайте не будем преувеличивать достаточно неопределенную способность моего друга к восприятию всего необычайного. С первого же дня пребывания на судне Фриар, едва увидев нашего пассажира, сказал: «Этот человек вызывает у меня ощущение непреодолимого барьера, за которым может происходить нечто чудовищное, нечто ужасное». Я не стал расспрашивать его дальше — это бесполезно, потому что он и так сообщил мне все, что знал. Его оккультное восприятие выражается в образах, которые, очевидно, непосредственно возникают в его мозгу, и он совершенно не в состоянии анализировать эти образы. Надо сказать, что первые ощущения чего-то недоброго у Фриара Тукка относятся к еще более отдаленным событиям. Уже в тот момент, когда он впервые услышал название нашей шхуны, он проявил беспокойство, сказав, что за всем этим скрывается бездна коварства. Когда я сейчас вспоминаю его слова, я могу сказать, что в астрологии имена живых существ и названия предметов имеют первостепенное значение. Похоже, что астрология — это наука, объектом изучения которой является нечто, имеющее отношение к четвертому измерению. Некоторые крупнейшие современные ученые, как, например, Нордманн и Льюис, начинают со страхом сознавать, что тайны этой тысячелетней мудрости и такие ветви современной науки, как физика радиоактивных явлений и еще более поздняя теория о гиперпространствах — это троюродные сестры.

Я понимал, что Желлевин говорит все это для того, чтобы успокоить меня и самого себя; он словно пытался объяснить окружавшему нас миру свои воззрения, свое понимание сущности происходящего, надеясь победить таким образом ужас, стягивающийся к нам со всех сторон горизонта под зловещим, словно вырезанным из черной жести, небом.

— И куда нам теперь направить судно? — спросил я, почти полностью забыв о своем авторитете капитана.

— Мы пойдем галсами крутым бейдевиндом, — сказал Желлевин. — Бриз кажется мне весьма устойчивым.

— Может быть, стоит лечь в дрейф?

— Зачем? Нам лучше двигаться дальше; стоит также взять несколько рифов, если учитывать возможность неожиданного шквала, хотя пока и нет никаких признаков его приближения.

— Для начала за штурвал встанет Уолкер, — сказал я. — Ему нужно будет только следить, не появятся ли по курсу белые буруны; если мы зацепим подводную скалу, мы камнем уйдем на дно.

— Что ж, — бросил Желлевин, — может быть, для всех нас это будет наилучшим выходом.

Никогда бы не подумал, что он способен так здорово сказать.

Если возникшая опасность обычно укрепляет авторитет начальника, то неизвестность низводит его на уровень подчиненных.

Этим вечером кубрик опустел; все обосновались в небольшом помещении, служившем мне каютой. Желлевин выставил на стол две бутылки с отличным ромом из своих личных запасов, и мы соорудили из них чудовищный пунш.

У Тюрнипа внезапно резко улучшилось настроение, и он начал бесконечную историю о двух кошках, молодой леди и вилле в Ипсвиче. Сам Тюрнип играл в этой истории весьма выигрышную роль.