Руслан Ерофеев - Хтонь. Человек с чужим лицом

— Винкель… [15] Винкели – специальные треугольники из материи разных цветов, которые нашивали на тюремные робы заключенных концлагерей в Третьем рейхе, чтобы охрана легко могла распознавать их принадлежность к определенной категории (например, красный треугольник означал коммуниста, коричневый – цыгана, черный – слабоумного или сумасшедшего и т. д.). Евреи носили два треугольника, сложенных в виде «звезды Давида», нижний из которых был желтым, а верхний обычно соответствовал категории заключенного, например – красный (коммунист). В разных концлагерях цвета варьировались и могли означать совершенно разные категории. Белый цвет, который избрал для обозначения своей лагерной «масти» Лунц, в действительности никогда не применялся. Теперь меня не убьют за то, что я не ношу винкель… Теперь меня убьют за что-нибудь другое…

Время от времени старик нервным движением начинал чесать левую руку. Приглядевшись, Стрижак понял, что Лунц не чешется, а остервенело дерет кожу, на которой от этого образовалась кровавая язва. Но даже она не смогла до конца скрыть наколотый на руке синий номер.

Тогда подполковник окончательно смекнул, что дело дрянь, и вызвал «Скорую». Врач оказался знатоком своего ремесла и довольно быстро установил причину «болезни» старика. Хотя, признаться, Стрижак и примчавшийся по его звонку Артем очень долго отказывались верить в то, что им рассказал потрясенный своим страшным открытием не меньше их самих медик.

Однако приходилось верить хотя бы собственным глазам: под грязными окровавленными тряпками в черепе Лунца, в районе родничка обнаружилась запекшаяся сукровицей дыра, видимо, просверленная с помощью обычной бытовой дрели. Кто-то сделал старику самопальную трепанацию электродрелью. Впрочем, кто именно это был, сомневаться не приходилось…

— У него задет мозг? — осторожно поинтересовался Артем. — Отчего он такой… странный?

— Мозг? — Врач с сомнением покачал головой. — Нет, вряд ли. Если бы у пациента был механически поврежден мозг, он вообще вряд ли был бы в состоянии передвигаться и разговаривать. Скорее я склонен предположить, что в отверстие было впрыснуто какое-то лекарство. Может — кислота. Соляная, например. Логично же, что отверстие было сделано с какой-то целью. Дальнейшее покажет экспертиза…

Старик между тем бормотал, сидя на стуле, о какой-то «команде ангелов», в которой он якобы состоит и которая обезвреживает неразорвавшиеся бомбы.

— Многие из нас не обучены этому делу, работают по инструкции и, случается, ошибаются. Тогда «ангелы» в буквальном смысле слова возносятся на небо. Потому они так и называются. Тех, кого только ранило, не расстреливают, а забивают лопатками — экономят патроны. Но зато нам дают особый паек, а если тебе и придется расплатиться за это жизнью, то все произойдет мгновенно, даже и не заметишь… — вещал Лунц, глядя в пустоту невидящими глазами. — Бабочки… — перешел он вдруг на более привычную для него тему. — Вы знаете, куда-то подевались все бабочки. Я не видел в концлагере ни одной бабочки. Даже самого маленького мотылька. Только мухи. Большие жирные мухи. Лишь они одни влетали в ворота с надписью «Jedem das Seine» [16] Судя по всему, старику Лунцу привиделось, что он узник концентрационного лагеря Бухенвальд, поскольку «Jedem das Seine» ( нем . «Каждому свое») – со времен античности классический принцип справедливости, который нацисты превратили в циничную насмешку, поместив над входом именно в этот лагерь смерти. по доброй воле…

Затем он заговорил на каком-то непонятном языке — то ли на иврите, то ли на идиш, Казарин в этом не разбирался. Больше старик на русский уже не переходил. Тогда Артем решил предпринять последнюю попытку. Возможно, родной язык вызовет у Лунца нечто вроде кратковременного просветления сознания, и он вспомнит о том, что с ним произошло.

Благополучно доставленный из местной синагоги бородатый ребе (ну, почти благополучно, если не считать того, что по дороге он обмочил свои брюки от страха — видимо, грешным делом подумал, что вновь начался недоброй памяти 1953 год и пресловутое дело врачей и прочих примкнувших к ним раввинов) был очень похож на Карла Маркса, портрет которого висел в приемной начальника угрозыска. Уяснив, что его не собираются тут же с ходу запихивать в пыточную камеру КГБ и вырывать с мясом пейсы, он мигом успокоился и взялся за дело. Ребе переводил монотонно и словно бы совершенно равнодушно, но Казарин чувствовал, как на его голове шевелятся волосы.

— …Нас впихнули столько, сколько можно было впихнуть. Даже не верится, как в таком маленьком пространстве может поместиться столько людей, — бормотал «Маркс». — Тех, кто не хотел входить, расстреливали или травили овчарками. Персоналу лагеря помогали нас убивать заключенные — в основном из числа педерастов. Их знаком отличия служил розовый винкель. Это те, которые попали за колючую проволоку после 1940 года. До сорокового их просто кастрировали и выпускали. А потом стали «лечить». Вшивали под кожу капсулу с лошадиной дозой гормонов. Затем предлагали «пациенту» сойтись с женщиной при свидетелях. Женщина, конечно, тоже была из числа заключенных. Если у «пациента» все получалось, его выпускали на свободу. Те, которые руководили операцией по нашему уничтожению, были из числа «неизлечимых», а потому отличались особенной злобой и зверствовали вовсю. Затем двери плотно закрыли и пустили «Циклон-Б» [17] «Цикло́н Б» – пестицид на основе синильной кислоты, использовавшийся для массового уничтожения людей в газовых камерах нацистских лагерей смерти. Его разработала в 1922 году группа ученых под руководством лауреата Нобелевской премии Фрица Габера. Габер сам был евреем по национальности и в 1933 году, после прихода Гитлера к власти, эмигрировал из Германии. А некоторые члены его семьи погибли в лагерях смерти, отравленные газом, который он изобрел. . Если бы этого не было сделано, мы бы все равно задохнулись из-за отсутствия воздуха и из-за миазмов собственной немытой плоти. Ничего нельзя было изменить. Мы только кричали, а кто уже не мог кричать, тот стонал или судорожно всхлипывал. Некоторые читали по памяти «Видуй» или выкрикивали «Шма Исраел» [18] Иудейские молитвы. . Другие рвали на себе волосы, царапали лица и проклинали Бога…

Лунц зашелся в болезненном приступе кашля — будто и впрямь в его легкие попала изрядная порция газа. Откашлявшись, он продолжил — а ребе снова переводил:

— Более сильные карабкались на плечи слабых в надежде вдохнуть хоть глоток воздуха, который еще оставался под самым потолком «газен вагена». И над всем этим стоял пронзительный детский плач. О, этот плач!..