Ярослав Веров - Иррационариум. Толкование нереальности [litres]

Видимо, смерти надоело просто сообщать о своем присутствии, и она подсунула мне игрушку.

Нет, такого намерения не было.

Но меня радует игра девочки. Я знаю правду, и мне любопытно наблюдать, как девочка идет к моей правде.

Этот Станислав получил по заслугам, и мне немного жаль, что приказ забрать его поступил рано. Он мог еще наделать гадостей, и тогда получил бы вознаграждение за все сразу. Это было бы немало.

Но там, наверху, решили, что с него хватит.

Я знаю, кто решил уберечь от него очередную жертву. И знаю, по чьей молитве это совершилось. И знаю, кому придется держать ответ за такую молитву.

Но я постараюсь проявить к этим людям немного милосердия, когда придет их час. Я имею право на свое собственное милосердие, пусть в очень скромных пределах.

Станислав уходил почти безболезненно. Это было последнее дарованное ему счастье. О том, что с ним будет дальше, я знаю. Право, ничего хорошего…

Утром я первым делом позвонила Кате и услышала: она через полчаса хватается за руль своего «гольфика» и едет за Дианой. Я подумала: что за ерунда, бестолковая Катька управляется с машиной, а я почему не могу? Так было бы удобно возить Лешку на шахматы!

Услышав это, Валера чуть яичницей не подавился.

– Через мой труп, – заявил он. – Ты нам нужна живая.

Когда я уже стояла в прихожей и натягивала сапоги, он вылез с распечаткой.

– Вот. Исходим из цены семьсот тысяч. Это минимум, дешевле – только ведро с болтами и гайками. Такси от дома до твоей работы – хорошо, если двести. Допустим, в день – пятьсот. В год – сто восемьдесят две пятьсот. И за то же время на всякие стеклоочистители, бензин, масла…

– Валерка, я тебя люблю!

А что? Есть женщины, которые любят серийных убийц, а я – всего-навсего зануду.

В троллейбусе коммуникатор запищал.

– А знаешь, ты была права, есть у него квартира, – сказал Сашка. – В районе Старой Пристани. Однокомнатное гнездышко. Я тебе скину адрес, хотя и не понимаю, зачем тебе все это нужно. Но и Семенову тоже – если только он сам до этой квартиры еще не докопался.

– Скинь!

Получив адрес, я громко рассмеялась.

У Старой Пристани такая структура: ближе к реке древние деревянные дома, за ними – неплохие сталинки, за сталинками – несколько многоэтажек. Хотя они стоят в ряд, но формально относятся к разным улицам. Мне дважды приходилось там плутать, забредая в закоулки, поэтому я знала, что дом двенадцать на Астаховской стоит рядом с домом один на Энгельсовской. По странной причуде городских властей улицу Маркса переименовали, а Энгельса не тронули. Так вот, на Астаховской живет Марина Александровна, моя бывшая классная, к которой мы раз в год приезжаем – поздравить с днем рождения. Лет ей уже много, но она очень шустрая бабулька, и будешь тут шустрой, когда дети с внуками подарили щенка коккер-спаниэля! Дважды в день изволь выгуливать, а то мхом зарастешь.

Не то чтобы я верила в судьбу…

Но судьба сама давала мне возможность кое-что узнать о прошлом Станислава. Хотя теперь это, с одной стороны, уже не имело смысла – он ушел из Дианиной жизни и больше не мог причинить ей вреда. Но, с другой стороны, оставалась его мамочка. Кто ее разберет – какие шашни она будет затевать и какие круги нарезать вокруг внука. Я знала несколько случаев, когда совершенно спятившие бабушки портили жизнь матерям своих внуков. Вот если бы в прошлом Станислава нашелся какой-то скелет в шкафу, позволяющий держать старушку в ежовых рукавицах!

Диана была обречена покоряться. Так ее покойный полковник воспитал. Вспышка первой любви к Станиславу означала только то, что гормоны наконец проснулись. Если бы они со Станиславом успели пожениться, Диана могла бы претендовать на секретную квартиру. Сейчас теоретически наследницей была мамочка Станислава. А практически – мог явиться на свет дружный коллектив из мамочки, папочки, трех кузенов и четырех кузин.

В салоне я обнаружила очередную проблему – клиентка, которой наша новенькая, Нюша, по недоразумению попортила вчера волосы, передержав краску, пришла жаловаться. Мы откупились от нее новой модной стрижкой и таким нейл-дизайном, что она ушла, как сомнамбула, выставив перед собой руки с растопыренными пальцами.

Днем Катя заглянула ко мне в кабинет.

– Слушай, у Дианки конкретно крыша едет…

– Это я и сама вижу.

– Знаешь, что она в сумочке носит? Вот такой нож!

Катя показала пальцами.

– Это он весь или только клинок?

– Весь.

Ну что же, лезвия длиной сантиметров в пятнадцать вполне хватит для смертоубийства.

– Сможешь ее и сегодня домой отвезти?

– Придется… Знаешь, я ее уже боюсь!

– Я тоже.

– Она при своей маме еще ничего, а когда мы вдвоем в машине были… Она сидит, молчит, а руку в сумочке держит!

Это я понимала. Диана в воображении кромсала ту женщину на куски.

Пришлось вспоминать, что она рассказывала о своей охоте на ту женщину. Мне запомнились только длинное черное пальто, черная шапочка, обтягивающая голову, муж и четырнадцатилетний сын. Ни имени, ни адреса! Выходит, опять нужно взывать к Сашке, а я ему с этой историей, похоже, уже надоела.

Еще о женщине могла знать та сослуживица Станислава, которой он рассказал про огромный долг. Но где трудился покойник, черт бы его побрал? Диана как раз об этом ни слова не сказала. Похоже, считала это ничтожной мелочью.

Но он неплохо зарабатывал и наверняка имел еще приработки, если сумел приобрести и содержать секретную квартиру.

Мне было жутко – чего доброго, Диана и впрямь нападет с ножом на ту женщину. Но жуть странным образом возбуждала. Я поймала себя на том, что на самом деле желаю этого преступления. Почему, ради всего святого, почему?!

Может быть, я давно не слышала приближения смерти? Эта незримая сущность словно заключила со мной контракт, по которому обязалась минимум дважды в год напоминать о своем присутствии. Не то чтобы ее шаги так уж меня радовали, но давали мутное чувство превосходства: никто не слышит, а я вот слышу.

Причем смерть Станислава, которого я совершенно не знала, явилась мне беззвучно, серебряной рябью на черной воде. Это было что-то новенькое.

Забавно. Контракт…

Я не считаю времени. Возможно, и дважды в год.

Мне нравится эта девочка. Ей нравится общение со мной, а мне нравится она сама. Я имею право на игрушки.

У нее хороший вкус – она преобразует волны информации в серебро.

Мое отношение к Диане стремительно портилось. Я уже была не рада, что заманила ее в наш салон. Чудаковатая Диана больше не была ни для кого развлечением, девочки стали ее бояться. Нет, я все понимаю! Против любви не попрешь! Убить убийцу – это чуть ли не обязанность любящей женщины, почти жены! Но такое, наверно, только в трагедиях Шекспира хорошо – смотришь на сцену или на экран, сопереживаешь, понимаешь право осиротевшей возлюбленной на убийство. В жизни-то все не так! В жизни эта мстительница – настоящая сумасшедшая, и ее хорошо бы сдать на Афанасьевские Горки, пока она ничего не натворила.