Борис Конофальский - Инквизитор. Мощи святого Леопольда

– Пруфф, скажите своим людям, что бы брали себе всё что приглянется.– Произнёс кавалер.– Пусть оденут добрые доспехи, пусть берут все арбалеты и алебарды, и заряжают аркебузы, скажите, что это всё они оставят себе,– кавалер не собирался мелочиться,– но за это нам придётся повоевать.

– А пушки?– Спросил капитан.

– Пушки и всё остальное – моё.– Закончил разговор Волков.

– Будем драться? Ты хоть знаешь сколько еретиков?– Спросил Роха. Он тоже волновался.

– У них два повара, один для господ один солдатский.

– Значит, может быть, их сотня,– предположил Роха.

– Если их сотня, закроем дверь и будем уходить через лаз. А если меньше, заманим их сюда, как станут в дверях, ударим с десяти шагов арбалетами и аркебузами, у нас их много. Если повезет и они замнутся – стрельнём два раза, и в пойдём в железо.

– Если они встанут в дверях, я убью их всех картечью,– сказал Пруфф, – И арбалеты не понадобятся. Если конечно есть картечь. Если нет, и ядра подойдут. Но с ядрами будет сложнее.

– Картечь есть, – сказал кавалер,– я в одной из бочек видел.

– Прекрасно,– сказал капитан,– заманите их сюда к дверям, и пусть они встанут покучнее, а я всё сделаю.

Когда Волков прощался с сослуживцами, получал выходные деньги, собирал вещи и седлал коня, помимо лёгкой грусти, его не покидало чувство облегчения. Казалось, он избавлялся от чего-то тяжёлого, что многие, многие годы камнем лежало на сердце. Только покинув казармы, только уйдя из гвардии навсегда, он неожиданно понял, что его тяготило. Сидя на дорогом коне и не оборачиваясь назад, он уезжал в новую жизнь и надеялся, что больше никогда не испытает этот отвратного, изматывающего чувства, чувства томительного ожидания сигнала к атаке. А теперь глядя как, стараясь не шуметь, люди капитана Пруффа весело, под светом многих факелов, разбирают доспехи, надевают их и откровенно радуются, после того как кавалер пообещал им, что доспехи останутся у них после возвращения.

Теперь, глядя на них, он снова ощущал мерзкое покалывание в кончиках пальцев, как в молодости перед первыми сражениями, когда он только начинал осваивать ремесло солдата. Да, он снова чувствовал, то чего чувствовать не хотел. Выматывающее душу ожидание сигнала. Только с той разницей, что сигнал к атаке, сегодня придётся отдавать ему самому. Солдаты одевали латы тихо, разговоры велись в полголоса. Не гремели, помогали друг другу. И Роха рядился в латы, и Хилли-Вилли. Даже отец Семион нацепил кирасу, одел шлем, правда, без подшлемника, нашёл маленький кавалерийский щит, и взял в руки шестопёр. Стоял, размахивал им приноровляясь. Шестопёр оружие, которое требовало опыта. Да ещё и короткое, драться таким без перчаток и наручей дело гиблое. У попа явно такого опыта не было, а перчатки и наручи ему не достались. Волков встал, подошёл к нему, без разговоров отобрал у него шестопёр, нашёл в бочке с оружием крепкий клевец на длинной рукояти, вручил попу и сказал:

– Вперёд не лезь, раненых добивай, или наших раненых не давай добить. Держись во втором ряду с арбалетчиками.

– Как пожелаете, кавалер.– Ответил отец Семион.

– Эй, – продолжил Волков,– разбирайте арбалеты, аркебузиры, заряжайте аркебузы.

Солдаты стали разбирать оружие, арбалетов оказалось девять штук, аркебуз четыре штуки. На десяти шагах было чем встретить самого крепко вооружённого врага. А ещё был мушкет. А ведь ещё были и пушки!

– Порох – дрянь, – доложил капитан, доставая для наглядности порох из бочки, осветил его лампой и показал его кавалеру,– но сухой, для войны на дистанции не пригоден, но тут на двадцати, тридцати даже на ста шагах сработает. Я велел класть полтора совка. Бахнет, так – бахнет.

– Смотрите, чтоб не разорвало пушки.

– Не волнуйтесь кавалер, эту бронзу не разорвёт даже три совка такого пороха. А в старую чугунину я положу, столько, сколько положено для двадцати фунтов. И картечь туда класть не буду, в кулеврины положу по два ядра, на пол совка пороха, так будет надёжнее. Просто нужно, что бы враг подошёл поближе.

– Надеюсь, что они встанут в воротах.– Сказал кавалер.

– Лучше и быть не могло бы.

Люди капитана умели, обращается с пушками, это было видно сразу. Это и чуть успокаивало. Да у него были пушки с картечью, страшное оружие в ближнем бою. У него было много арбалетов и аркебуз, но он всё ещё не знал, сколько солдат у врага.

Да и Пруфф вдруг стал делать непонятные вещи, лёгкие кулеврины, он поставил прямо напротив входа, а тяжёлые полукартауны покатил в углы.

– Что вы делаете?– Спросил Волков чуть раздражённо.– Ставьте пушки перед воротами, а не в углы.

– Кавалер, я не учу вас строить солдат в ряды, и вы не учите меня, управляется с пушками.– Заносчиво отвечал капитан Пруфф.

– Не учить?

– Не учите. Хоть ядром, хоть картечью, всегда лучше бить не во фронт, а с угла во фланг. Больше побьёшь. Вы же были в осадах, должны знать.

– Я в осадах был с мечом и арбалетом. Я не пушкарь.

– А я пушкарь, вот если они, как увидят пушки, и станут за углы, как вы их будете доставать?– Продолжал капитан.– Попрячутся, вот тут мы их картечью с обоих углов и возьмём.

Волков понял, что Пруфф знает, что делает и больше к нему с советами не лез.

А капитан тем временем спрятал кулеврины под рогожу, а за ними легли канониры, а полукартауны поставил в дальние, тёмные углы арсенала. И сказал:

– Ну, мы готовы.

Все солдаты смотрели на кавалера, ждали его решения. Волков оглядел всех, он видел их взгляды, он чувствовал, что он в него верят. И он заговорил:

– Арбалетчики и стрелки, бьёте только по моей команде. Канониры, вам команду даст капитан. Те, кто с железом, если враг, всё-таки, войдёт сюда, встаёте ко мне в линию под левую руку, всем взять алебарды, нам нужно дать время стрелкам перезарядится. Хилли– Вилли, бьёте только офицера, если его не видно – знаменосца или сержанта. Скарафаджо, ты как, сможешь на своей деревяшке подрезать караульного, когда он войдёт?

– Ну, попытаюсь.– Сказал Роха, постучав своей деревяшкой по камням пола.– Думаю что справлюсь.

– Нет, пытаться нельзя, нам нужно будет ранить двоих караульных, что стоят снаружи, когда они сюда войдут. Ранить наверняка, есть доброволец?

– Я желаю, господин,– тут же откликнулся сержант Карла по прозвищу Вшивый.

Волков даже не узнал его сразу, теперь он был в кирасе и наплечниках, на голове у него был крепкий шлем, а не тот рыцарский, что он носил до этого. В руках он держал алебарду.

– Стань вон туда, – кавалер указал куда,– дверь откроется, вот эта створка, я нападу на них, они станут к тебе спиной, ты должен ранить их, но не убивать, понял? Они должны убежать и поднять тревогу.

– Понял господин, буду колоть в ляжки или в брюхо.