Елена Асеева - Иное... [СИ]

Ах!.. впервые за то время, что находилась тут, я радостно вскрикнула. Увидев и ощутив на себе, что больше моя коже не исторгает, не рождает воду, а за тот промежуток времени, что я стенала на этом подоконнике и волосы, и футболка, и джинсы мои высохли… высохли. Теперь я хоть и была курица, но не мокрая, а сухая! Сухая!

Вот оно новое… иное…

Иное…

Мгновенно я сорвала с рук кровавые ленты, с трудом отдирая их от порезов и бросила, скомкав это кровавое месиво, на пол. Затем поспешно спрыгнула с подоконника, подбежала к раковине и крутанула вентиль с холодной водой, и когда из крана точно плевок вылетела крепкая, ядреная струя воды, разбрызгивая кругом прозрачные капли, я сунула под нее руки и принялась отмывать присохшую кровь. Оттирая ее не только от запястий, ладоней, но даже от локтей, где она также успела укрепиться, будто приросла к коже, пустив там разветвленные корни. Вскоре мне удалось отмыть густую кровь придающую коже пурпурный цвет, и я увидела свои запястья. На них все еще оставались глубокие порезы вдоль линии вен, проделанные острым лезвием, с какими-то рваными, не желающими срастаться краями, покрытыми небольшими черно-алыми пупырышками. Осторожно указательным пальцем правой руки я провела по ране на левом запястье, не сильно касаясь этих пупырышков и краев… и поморщилась, раны еще болели, саднили, хотя и не так, как раньше, но боль пока не ушла, да и срастись кожа тоже пока не желала, но кровь больше из них не текла…

Хотя как может срастаться кожа на мертвом теле… или не на мертвом?..Такие мысли проскальзывали в моей голове, но ни я, ни Андрейка ответить ни них так и не смогли. Как и не смогли понять почему наша душа или дух сохраняли после смерти тот самый вид, что был у нас в момент нашей гибели на планете Земля.

Однако нежно поглаживая свои порезы на руках, я улыбалась, ощупывая свои просохшие волосы и вещи я поняла, Андрейка прав… прав он, надо бороться, не сдаваться ни в коем случае… не придаваться унынию, тоске. Надо идти вперед упорно и настойчиво и тогда может быть у меня будет не этот зловонный, грязный туалет, а что-то новое… иное…

С новыми силами и с воскресшим желанием продолжить свой трудный бой, я принялась оглядывать эту комнату, стараясь выяснить, может дверь, в которую я смогу выйти прячется где-то в стене и лишь иногда появляется, а может, она замаскирована в перегородках, за унитазами, на полу.

Я долго ходила по комнате, ощупывала руками стены, стучала кулаками по перегородкам, засовывала пальцы в дыры в стенах и полу, и даже… Я даже запихивала ногу в унитазы… такие грязные, покрытые, словно специально слоем человеческих экскрементов.

Но нет! ни в унитазах, ни в стенах, ни в полу, ни в перегородках не было никаких намеков, ни на дверь, ни на проход, ни на лаз, ни на щель.

И тогда я догадалась, что выход он там — за окном. Отсюда можно выйти только через окно, выйти туда в черный, липкий туман, а, чтобы выйти надо непременно открыть окно.

Покуда я так досконально изучала комнату, я нашла за последней перегородкой, прильнувшее к унитазу, старое, оцинкованное ведро дно какового проржавело и истончилось. В ведре лежала грязная, вонючая тряпка, судя по всему, когда-то это была шерстяная ткань и из нее даже, что-то сшили, но потом то сшитое, разорвали в нескольких местах, и теперь это уже не смотрелось вещью, а представляло из себя темно-серую половую тряпку. Очень, очень сальную и вонючую…

Недолго думая я взяла это ведро в руки, перевернув его, вывалила тряпку на пол, и, подбежав к окну начала наносить его дном удары по стеклу. И хотя окно было древнее, хлипкое и от каждого удара ведром протяжно стонало, сотрясалось, а стекло еще ко всему прочему и позвякивало, но не первое, не второе не желало мне уступать. Стекло даже и не думало лопаться или хотя бы пустить тоненькую паутинчатую трещинку, будто оно было крепким, а может кованным или пуленепробиваемым. Еще пару раз, хорошенько врезав по нему, я остановилась, тяжело перевела дух и злобно глянув на виноватое ведро, бросила его на пол. Ударившись о старый потертый, грязный мрамор ведро издало громкий, скребущий звук и покатилось в сторону раковины намереваясь, по-видимому, укрыться под его сенью от моей жестокости и грубости. А я посмотрела на въехавший в поверхность деревянного подоконника шпингалет, точно сросшийся с отверстием планки и поняла… следующее мое испытание- это открыть ржавый, гадкий шпингалет с облезлым рычагом. Я подняла голову и посмотрела наверх и тотчас поправилась- вернее два шпингалета…. Мне надо открыть два ржавых, давно не отмыкаемых шпингалета.

И только я это поняла, как позади меня в трех унитазах разом, что-то зычно забарабанило, затарахтело, словно попытался вырваться из глубин их какой-то огромный фекальный змей, длинный… длинный похожий на здоровенную кишку. Я мигом обернулась и увидела, что сначала из одного унитаза, а после и из двух других вырвались вверх, три небольших фонтана с нечистотами, экскрементами жизнедеятельности и плохо переваренных остатков пищи человека. Они взлетели небольшими столбами вверх и стремительно низверглись вниз, накрыв этой мерзостью унитазы да плавно перепрыгнув через их борта, выплеснулись на пол, образовав возле поддона — ножки небольшие, коричневые, дурно пахнущие лужицы.

— Что это? — спросила я, обращаясь к Андрейке, ведь за то долгое время, что мы вместе пробыли, протопали своими ножищами в бесконечном коридоре, я всегда все спрашивала у него, обращаясь… спрашивая… и получая ответ, и теперь также вопрошала к нему… но он не отвечал… он молчал.

Хотя в принципе и не мог ответить, ведь теперь его не было рядом. Он был там… в том коридоре, полном когда-то отчаявшихся дураков которые утопили, застрелили, спустили свои жизни в унитазы, дали слабину, проявили трусость и теперь расплачивались за нее.

Можно было спросить у него… у Бога… но я не знала его имени… Мои родители были атеистами… Бабушка моя, которая жила в деревенке на Алтае, рассказывала мне в детстве про Рода, Бога славян и русичей, создателя нашей Галактики, нашей планеты… всего того, что имеет корень род- природа, родственники, родные, родичи, родильница, роженица, Родина, родимая земля… и сыновей его Сварога, Велеса, внуков Перуна, Семаргла, ДажьБога…. С экрана телевизора бесконечно вбивалось имя Иисуса… простого, нищего плотника, который прочитав лишь одну Нагорную проповедь и воскресив какого-то мертвого повел за собой миллионы людей… А может стоило спросить у индусского Будды, или совсем чуждых мне мусульманского Аллаха, иудейского Тетраграмматона…

Каково имя моего Бога… Всевышнего…Творца… я не знала…а потому и не могла к нему обратиться.