Елена Асеева - Иное... [СИ]

Но чем дольше я вот так спускалась вниз, точно в бесконечную пропасть, которая не имеет дна, тем больше уставали мои руки, ноги, да и в целом тело. Спина от постоянного приседания и изгиба разболелась так, что хотелось заплакать. И болела не только поясница какими-то рвущимися, режущими болями. Болел и позвоночник, будто в него вогнали огромный штырь тот самый, что я так ненавидела в шпингалете. Руки болели везде… и в ладонях, и в локтевом сгибе, и в плечах. А ноги… это вообще был кошмар… мало того, что невыносимо кололо в бедрах, так еще ко всему прочему, я почти не чувствовала стопы, словно там одеревенела подошва на них. Руки от бесконечного обнимания, все время норовили разомкнуть объятия. Слабеющая и теряющая от боли силы, я все чаще останавливалась, стараясь передохнуть, отдышаться… Однако деревянные, ставшие неповоротливыми стопы на каковых невозможно было долго стоять, заставляли меня продолжать спуск, а значит и мои мучения. Изредка со слов песни, со строчки стихотворения которыми я все время пыталась себя отвлечь, я переходила на тихое поскуливание, и этим слабеющим визгом подпевала свисту, что раздавался позади меня и становился все громче и насыщеннее.

И вот уже там звучит не просто свист, а размеренный, глубокий рык со скрипом и хрипом. Там позади меня в том черном мареве пара, на самом деле притаился какой-то зверь. Он тяжело дышал, рычал… Он наблюдал за мной, чуял меня, судя по всему, желая выхватить из тьмы… И оторвав от трубы острыми зубами хотел сожрать мое измученное тело, не оставив от меня ни косточки.

Внезапно резкий порыв ветра стукнул меня в бок. Откуда… откуда он прилетел было неизвестно. Но от его удара я тотчас раскрыла свои трясущиеся объятия, мои ноги сорвались с арматуры, и, заскользив по трубе, соприкасаясь с ней своей грудью прикрытой мокрой, трикотажной материей футболки, я полетела вниз.

От неожиданности случившегося и страха за себя я громко и пронзительно закричала так, что мигом стих рык позади меня… пропало, испарилось, исчезло дыхание зверя. А затем я услышала тихий голос Андрейки и его прощальные слова: «Люблю тебя!»

Люблю! Люблю! Люблю!

И услышав его голос, прозвучавший как призыв продолжить борьбу, я сей же миг выбросила руки вверх стараясь ухватиться за скользящую, мокрую и гладкую трубу. Стараясь ухватиться за нее, или за бетонные стены пролетающие перед глазами, или за железное крепление. Неважно за, что… но главное ухватиться… и спасти… спасти себя и тот путь, что пройден мною.

Я слышала, как хрустели и обламывались, отлетая мои короткие ногти, слышала, как визжали мои ладони старающиеся замедлить полет, как плямкались стопы ног ударяясь о стены, как гулко и надрывно ходила взад и вперед моя грудь от издаваемого мною крика.

«Непременно… непременно удержаться», — мысленно шепнула я себе.

И вот мне наконец-то удалось схватиться правой рукой за арматурину, и тут же я крепко обняла левой рукой трубу, вжалась в нее, так вроде желала стать с ней единым целом и даже на миг перестала дышать, ощутив через футболку лишь холодную ее поверхность. Босые стопы я уперла в стену и коленями для надежности обхватила трубу.

Я перестала орать, затихла… оцепенела… стараясь отдышаться, успокоиться от перенесенного ужаса, от падения вглубь мглистой пропасти.

Но маленько погодя моя правая рука заболела, устав сжимать арматурину, я разжала ладонь, и, перехватившись рукой, обняла плотнее трубу да продолжила свой спуск. Только теперь ноги, для верности, я переставляла по стене, и ползла вниз точь- в- точь как мокрица. Однако в таком ползучем, с искривленными, немного приподнятыми вверх коленями, виде было слезать не сподручно, а уставшие, тугие, и, словно, растянутые мышцы в руках и ногах от постоянного напряжения дрожали. Внезапно по моим рукам пробежала судорога, и скрутила пальцы, искривив их… сейчас же я разжала свои объятия. И вновь сорвалась, заскользила по трубе вниз, да только теперь к моему возобновившемуся крику прибавился визжащий звук, который издавали мои колени, прижатые к трубе и стопы, скользящие по бетонной стене. Но вот мои колени ударились об крепление и немедля они перестали тулиться к трубе, разомкнули свою хватку, а потом дрогнул и штырь в моем позвоночнике. Секунду спустя моя спина откинулась назад и я плашмя полетела вниз, мотыляя в этом клубящемся паре руками, ногами без надежды за, что-либо схватиться… и подумав лишь об одном, что- это конец!

Подумав и содрогнувшись от этой кошмарной, чужой мне мысли и от желания непременно выжить и продолжить бой!..

Однако конца не последовало… потому, как я тотчас упала на, что-то дюже твердое, упала и стукнулась головой и спиной… и от удара и пережитого закрыла глаза.

Я лежала очень тихо, будто не осознавая, что случилось.

А затем рукой ощупала поверхность того, на чем лежала и провела пальцами по земле… а может по песку… мелкому такому… рассыпчатому. Осторожно я собрала в ладонь почву и мелкую, и более крупную, похожую на катушки. Крепко сжала кулак и та почва, что была катушками мгновенно распалась на крошечные крупицы. Распалась… и просыпалась через приоткрытые мною пальцы… а я вернув остатки почвы на место, широко и радостно улыбнулась.

Улыбнулась и засмеялась… звонко…звонко, переливчато… так словно запела птичка ранней весной вторя теплу жизни и счастью продолжения рода.

Мой спуск… был окончен.

Окончен!

И теперь передо мной лежал новый путь и новые преграды, а мне миновавшей такую тягостную тропу теперь все было по плечу и это иное меня не пугало, не страшило… та уверенность, что поселилась во мне, придавала силы и храбрость.

Я открыла глаза и глубоко вздохнула…

Кругом меня витал все тот же черный пар, да только теперь он не был влажным, сырым как прежде, он был сухим, и казалось мне, что от этого теплого, вроде просушенного воздуха, даже тихо пощелкивают кончики моих волос.

Осторожно поднявшись с земли, я села и снова набрав в руку то, что было рассыпано по ней и формировало почву, поднесла к лицу. На просохшей, раскрытой ладони, где все еще находились белые полосы и желтоватые мозоли, лежали небольшие с пшеничное зернышко комья спрессованного песка. Спрессованного, а быть может просто сырого, потому что стоило мне надавить на такое зернышко пальцем, как оно тут же распалось на более мелкие, микроскопичные крупинки песка.

Я наклонила руку и стряхнула песок с ладони да залюбовалась, как неторопливо оторвавшись от нее, он полетел вниз. Наверно наслаждаясь предоставленным ему, откуда-то сверху, правом на этот медлительный танец в вышине. И громко засмеялась тому, что в отличие от этого песка, я не смогла получить удовольствие от полета, боясь погибнуть.