Рэмси Кэмпбелл - Рассказы. Часть 2

— Вот и он тоже отказался. — Тембр голоса резал слух. — Так что мне пришлось убить его.

Стратт застыл на месте. Как там полагается вести себя с душевнобольными? Психа надо во что бы то ни стало успокоить, подыграть ему!

— Ну полно вам, полно, погодите минутку…

— Что проку в сомнениях? В моем распоряжении больше доказательств, чем вы в состоянии вынести. Вы станете моим верховным жрецом — или не выйдете из комнаты.

Тени промеж шероховатых, гнетущих стен задвигались медленнее, точно в предвкушении. Впервые за всю свою жизнь Стратт постарался обуздать эмоции: умерить страх и гнев, призвав на помощь спокойствие:

— Прошу простить, у меня важная встреча…

— Какие встречи — если самоосуществление ждет вас здесь, в этих стенах? — Голос словно загустевал, звучал все ниже. — Вы знаете, что я убил книгопродавца, — об этом ваши газеты писали. Он бежал в развалины церкви, однако я настиг его, схватил вот этими самыми руками… А потом оставил книгу в магазине, чтобы ее прочли, но единственный, кто взялся за нее по ошибке, — так это тот человек, что привел вас сюда… Глупец! Он сошел с ума и в страхе забился в угол, едва завидев пасти! Я сохранил ему жизнь: подумал, он приведет сюда своих друзей — тех, что погрязли в плотских извращениях и утратили истинное знание, ибо пределы эти для духа запретны. Однако ж этот несчастный нашел лишь вас и привел вас сюда, пока я ел. Иногда пища находится: мальчишки, что втайне от всех заходят сюда за книгами, — а уж они-то позаботились, чтобы ни одна живая душа не прознала, какую литературу они читают! — и их удается убедить взглянуть на «Откровения». Идиот! Впредь он уже не предаст меня своей неуклюжестью, но я знал, что вы вернетесь. Теперь вы — мой.

Стратт молча стиснул зубы — так, что челюсти едва не сломались. Встал, кивнул, протянул собеседнику том «Откровений», внутренне сжавшись для броска: как только рука собеседника ляжет на гроссбух, он метнется к офисной двери.

— Да вы отсюда не выйдете: дверь заперта. — Книгопродавец покачивался взад-вперед, но подходить не спешил; тени немилосердно расступились, пылинки повисали в безмолвии. — Вы не боитесь — взгляд у вас уж больно оценивающий. Может ли быть, что вы до сих пор мне не верите? Ну что ж… — Он взялся за ручку двери позади стола. — Хотите взглянуть на остатки моей трапезы?

В сознании Стратта распахнулась дверь — и он в ужасе отшатнулся от того, что ждало его внутри.

— Нет! Нет! — взвизгнул он.

А за невольным проявлением страха тут же накатила ярость: эх, будь у него палка, уж он бы показал насмешнику, где раки зимуют! Судя по его лицу, под твидовым костюмом бугрятся отнюдь не мышцы, а жирок: если дело дойдет до драки, Стратт, конечно же, выйдет победителем.

— Хватит с меня ваших игр, понятно? — заорал он. — Немедленно выпустите меня отсюда, или я…

И Стратт заозирался в поисках оружия. Внезапно он осознал, что по-прежнему держит в руках книгу. Он схватил со стола спичечный коробок, книготорговец по-прежнему наблюдал за ним с пугающим бесстрастием, не трогаясь с места. Стратт чиркнул спичкой, зажал переплет между большим пальцем и указательным, встряхнул страницы.

— Я сожгу эту книгу! — пригрозил он.

Хозяин магазина напрягся; Стратт похолодел от страха, не зная, чего от него ждать. Он поднес спичку к бумаге, страницы скрутились в трубочку и сгорели так быстро, что Стратт успел заметить только яркую вспышку пламени да громоздящиеся по стенам зыбкие тени, а в следующий миг уже стряхивал пепел на пол. Мгновение собеседники, застыв недвижно, глядели друг на друга. После слепящего света в глаза ударила тьма. И в этой темноте твид громко затрещал по швам, а фигура разом выросла и увеличилась в размерах.

Стратт всем телом ударился в офисную дверь — она устояла. Он замахнулся рукой — и словно со стороны, со странной вневременной отрешенностью наблюдал, как кулак его крушит матовое стекло; это действие его словно обособило, как бы приостановило любые внешние события. Сквозь острые ножи осколков, на которых поблескивали кровавые капли, он видел, как в янтарном свете кружат снежинки — далеко, бесконечно далеко — помощи не дозовешься. Накатил ужас: а вдруг нападут сзади? Из глубины офиса донесся какой-то звук; Стратт крутнулся на месте и зажмурился, страшась оказаться лицом к лицу с источником такого звука. А когда открыл глаза, то понял, почему вчера тень за матовым стеклом была безголовой — и завопил в голос. Нагая громада в лохмотьях твидового костюма отпихнула стол в сторону — и последней мыслью Стратта было: неужели все это происходит потому, что он прочел «Откровения», кто-то где-то хотел, чтобы с ним все это произошло? Нечестно, несправедливо, он ничего дурного не сделал! Но не успел он протестующе вскрикнуть, как дыхание его прервалось — жадные руки легли на его лицо, и в ладонях открылись влажные алые рты…

Под городом Дерд на планете Тонд находится лабиринт из подземелий, происхождение которых остаётся неясным. Люди из расы Яркдао, построившие новый город, не могли интуитивно объяснить существование этих подземелий и не поощряли жителей Дерда исследовать обрывочные легенды о почти бесконечных проходах, связанных между собой таким образом, что это бросало вызов картографии. Яркдао предположили, что подземелья выполняли какую-то герметическую функцию в жизни неизвестных обитателей этого разрушенного города пирамид, на фундаменте которого они собирались построить Дерд, поэтому они пренебрегали дальнейшими размышлениями на эту тему. В период расцвета Дерда некоторые яркдао предпочли погребение в склепах вместо того, чтобы страдать от забвения на вершине горы Лиота, что возвышалась над городом, но такие бунтари были редкостью. Множество людей избегали проходов в подземелья, которые зияли на некоторых улицах Дерда. Их отпугивала легенда, что в определённые ночи сохранившиеся внизу трупы выбираются из своих ниш наружу, и с лицами, обращёнными к мёртвому, бледному солнцу Баальбло, бродят по городу.

На закате своего существования Дерд пребывал под тиранической властью своего последнего правителя Опойоллака. Он издал закон, что человек, виновный в любом преступлении, должен быть брошен в подземелье. Склепы в самых бедных кварталах города заполнялись трупами жителей, налоги с которых обогатили одежды правителя — он украсил их мерцающими чёрными амулетами. В то же время более богатые яркдао могли только плакать, когда их особняки рушились под постоянно растущими хрустальными змеями, украшавшими дворец Опойоллака. Новорожденные в Дерде больше не получали имён после многодневного ритуала крещения; имена им по своей прихоти давал сам Опойоллак, который, таким образом, гарантировал себе, что никто не сможет похвастаться таким же звучным именем, как у него, и тем самым удерживал свою власть над городом. Право говорить определённые слова, фразы и использовать особые обороты речи имелось только у Опойоллака, так как язык Тонда обладает особой силой. Ходили слухи, что правитель может приказать построить храм в свою честь, и никто не осмеливался размышлять о возможной судьбе тех девственниц, которых вызывали в его дворец; хотя некоторые говорили, что в такие моменты хрустальные змеи становятся красными на фоне зелёного солнца. И некоторые девушки, действительно, старались лишний раз не прихорашиваться.