Сесилия Ахерн - Посмотри на меня [litres]

– Правду, – быстро ответила она. – Я хочу, чтобы вы сказали мне правду. Ну, понимаете, я хочу, чтобы вы сказали мне, что видели его, но я хочу, чтобы это было правдой. – Она сглотнула.

Бенджамин еще некоторое время изучал ее лицо и в конце концов медленно покачал головой.

– Нет? – тихо спросила она.

Он снова покачал головой.

Ее глаза наполнились слезами, и она быстро отвернулась.

– Вам нехорошо? – Он хотел дотронуться до ее руки, но она отпрянула. – Я считал, что вы шутите насчет него, – ласково добавил растерянный Бенджамин.

– Вы не видели его на встрече с Винсентом?

Он покачал головой.

– А на барбекю на прошлой неделе?

Та же реакция.

– А как мы с ним шли по городу? А в детской комнате в тот день, когда… появилась эта смешная надпись на стене? – с надеждой спросила она. Ее голос дрожал от волнения.

– Нет, простите, – добродушно сказал Бенджамин, стараясь скрыть смущение.

Она повернулась к нему спиной и смотрела теперь на развернувшуюся перед ней панораму. С того места, где она стояла, было видно море, горы и аккуратный маленький городок, спрятавшийся между холмами.

Наконец она заговорила:

– Бенджамин, он был такой настоящий!

Он не мог придумать, что на это сказать, и продолжал молчать.

– Знаете, как бывает, когда чувствуешь, что кто-то находится с вами рядом? И даже если никто не верит, что этот человек существует, вы точно знаете, что он есть?

Бенджамин задумался и понимающе кивнул, хотя она не могла этого видеть.

– Мой дедушка умер, а мы были с ним очень близки. – Он смущенно ковырнул носком гравий. – С моей семьей мало о чем можно было договориться – они никогда ни во что не верили, но я знал, что он иногда бывал рядом со мной. Вы хорошо знали Айвена?

– Он знал меня лучше, – усмехнулась она.

Бенджамин слышал, как Элизабет всхлипнула. Она вытерла глаза.

– Так он был реальным человеком? Он умер? – спросил Бенджамин, сбитый с толку.

– Я просто так сильно верила… – Она замолчала. – Он очень помог мне в последние несколько месяцев. – Минуту она изучала в тишине окружающий вид. – Бенджамин, я ненавидела этот город. – По ее щеке скатилась слеза. – Я ненавидела каждую травинку на каждом холме, но Айвен так многому меня научил! Он объяснил мне, что в задачи города не входит сделать меня счастливой. И Бале-на-Гриде не виноват в том, что я чувствую себя не в своей тарелке. Не важно, в какой точке земного шара находишься, потому что главное – где ты обитаешь в своих мыслях. – Она коснулась лба. – Все дело в том мире, в котором я живу. Мире видений, надежд, воображения и воспоминаний. Там я счастлива. – Она снова постучала себя по лбу и улыбнулась. – И поэтому я счастлива и тут тоже. – Она распахнула руки, показав на пейзаж вокруг. Потом закрыла глаза и подставила лицо ветру, чтобы он высушил ей слезы. Когда она повернулась к Бенджамину, ее лицо смягчилось. – Я просто подумала, что из всех людей именно вам будет важно это знать. – Медленно и тихо она пошла обратно к машине.

Прислонившись к старой башне, Бенджамин смотрел, как она уходит. Он не так хорошо знал Элизабет, как ему бы хотелось, но чувствовал, что она подпустила его к себе ближе, чем других. И он ее тоже. Они успели сказать друг другу достаточно, чтобы понять, насколько они и в самом деле похожи. Он видел, как она изменилась, как далеко шагнула вперед и наконец внутренне успокоилась. Он посмотрел на пейзаж, который Элизабет так долго разглядывала, и впервые за тот год, что он здесь провел, у него открылись глаза, и он увидел его.

Рано утром Элизабет проснулась и села на кровати. Она осмотрела комнату, взглянула часы – было без четверти четыре, – и когда она громко заговорила сама с собой, ее голос звучал твердо и уверенно.

– Пошли вы все к черту! Я верю .

Она откинула одеяло и выпрыгнула из постели, представляя себе радостные крики и смех Айвена.

– Где Элизабет? – сердито прошипел Бенджамину Винсент Тэйлор, стараясь, чтобы его не услышала толпа, собравшаяся на открытие новой гостиницы.

– Она все еще в комнате для детей, – вздохнул Бенджамин, чувствуя, как твердеет цемент в стене напряжения, воздвигавшейся всю неделю на его ноющих плечах.

– До сих пор? – воскликнул Винсент.

Несколько человек обернулись и посмотрели на него. Местный политик из Бале-на-Гриде приехал, чтобы провести официальное открытие, и произнес речь у исторической башни, тысячи лет простоявшей на вершине горы и ставшей теперь частью гостиницы. Скоро толпа разбредется, заглядывая в каждое помещение и любуясь проделанной работой, а Бенджамин и Винсент до сих пор не знали, что Элизабет придумала для детской комнаты. Последний раз они видели ее четыре дня назад, и комната тогда все еще была пуста.

Все эти дни Элизабет в буквальном смысле не выходила оттуда. Бенджамин как-то принес ей еды и питья из автомата, она торопливо выхватила у него поднос и снова захлопнула дверь. Он не имел представления, что там внутри, и его жизнь всю неделю была кошмаром, так как ему приходилось справляться с паникующим Винсентом. Необычность Элизабет, говорящей с невидимым другом, уже давно перестала производить на Винсента впечатление. Никогда раньше в его практике помещения не дорабатывались во время открытия, это была нелепая и крайне непрофессиональная ситуация.

Наконец речи кончились, раздались вежливые аплодисменты, и толпа потекла внутрь. Гостей водили по зданию, они осматривали новую мебель, вдыхая запах свежей краски.

Винсент продолжал громко ругаться, и родители, державшие за руку детей, награждали его сердитыми взглядами. Комната за комнатой, они все ближе подходили к детской. Бенджамин с трудом справлялся с напряжением и шагал впереди толпы. Он узнал среди пришедших отца Элизабет, который со скучающим видом опирался на трость из терна, и ее племянника с няней и молил Бога, чтобы она не подвела их всех. Вспоминая их последний разговор на вершине холма, он верил, что она будет стараться и справится ради них. По крайней мере, он на это надеялся. На следующей неделе он должен лететь домой, в Колорадо, и не потерпит задержек на стройке. На этот раз его личная жизнь будет важнее работы.

– Итак, мальчики и девочки, – гид говорила так, как будто участвовала в эпизоде из американского телешоу «Барни и друзья», – следующая комната предназначена специально для вас, так что, папы и мамы, вам придется отойти на несколько шагов, чтобы пропустить их вперед, потому что это особенная комната.

Раздались охи и ахи, возбужденное хихиканье и шепот, а потом дети отпустили руки родителей и устремились к двери. Гид повернула ручку. Дверь не открылась.

– Господи боже мой, – пробормотал Винсент, прикрывая ладонью глаза, – мы пропали.