Жан Рэ - Круги ужаса [Новеллы]

— Шиш, грязный поганец!

— Сто фунтов!

— Нет!

Лунный череп распух от ярости и отчаяния.

— Оставьте кладбище в покое, — взревел он, — иначе оно не оставит в покое вас… вы поняли меня?

Стекло почернело.

Вдали проревела пронзительная сирена; я увидел трамвайный вагончик ярдах в ста, кондуктор яростно размахивал руками.

— Отправляемся! Отправляемся!

Я уехал без Пиффи.

Вагон качался и переваливался с боку на бок, как шлюп во время бури. Желудок мой взбунтовался от приступа неожиданной морской болезни; я еще боролся с нею, когда меня бесцеремонно выбросили на мостовую неподалеку от пожарной башни Олдгейта рядом с лавчонкой торговки каштанами, которая обозвала меня пьяницей, хулиганом и прочими неприятными прозвищами.

Жаль, что не состоялась встреча с Пиффи, ведь за ним остался должок — я ожидаю объяснений по поводу кладбища Марливек.

Пришла зима, и я, укрывшись в теплом и уютном доме, мечтал о былом спокойствии, когда на меня обрушились несчастья.

Однажды, когда я курил трубку и наслаждался пуншем, оканчивая чтение занимательной книги, в саду поднялся непривычный шум.

Глухие медленные стуки, словно там работали мостильщики, укладывающие булыжники мостовой.

Небо было закрыто низкими тучами, но иногда в просветах появлялась луна.

Я прижался лицом к стеклу, и вдруг увидел, как посреди газона, которым очень горжусь, возникла красная стела. Я узнал ее… Это была колонна, рухнувшая к моим ногам у выхода с кладбища Марливек!

Стела неуклюже раскачивалась, как пьяный моряк, но гнусная штука была не одна — вокруг нее вырастали и странными медузами скользили небольшие плиты детского кладбища.

Не страх возобладал во мне, а гнев. Я любил свой сад, и кровь моя закипела, когда увидел, что его порядок нарушили мраморные чудища.

У меня есть крупнокалиберный револьвер и мощные пули. Он шесть раз рявкнул в ночной тиши, и видение рассеялось. Но утром газон был истерзан, лиственница вырвана с корнем, ели разбиты в щепки, а сад усеивали обломки розового гранита.

Кроме того, мне пришлось унижаться, чтобы сосед Хигби не подал жалобу за ночной шум.

Как-то я заметил Пиффи в новом плаще и широкополой шляпе. Я бросился к нему, но он ужом скользнул в толпе и исчез за углом, а меня едва не сшиб проезжающий кеб.

Демон!.. Я понял, откуда на него внезапно свалилось богатство — он соблазнился предложением отвратительного человечка с голым черепом, оставив меня заложником таинственного мерзавца и его своры.

Я забыл о прелестях дома, отправился на поиски неверного приятеля и во второй раз заметил его, когда тот входил в кондитерскую на Беттерси-роу. Я схватился за край плаща.

Одежда разорвалась с сухим треском, в моих руках остался огромный лоскут, но Пиффи исчез, и я больше никогда не видел его.

В канун Нового года, когда я собирался опустить шторы и отгородиться от вечернего полумрака, над изгородью сада промелькнул тонкий предмет — знакомый страшный серп. Он несколько раз чиркнул по черепицам конька и растаял.

Через мгновение из-за изгороди показалось мрачное лицо бронзового истукана.

На меня смотрели его глаза — два огромных глаза цвета жидкого янтаря, два хищных зрачка, сверливших ночь.

Все кончено.

Он в доме.

Дверь разлетелась в куски, словно от удара тарана, кирпичи обвалились.

Ступеньки лестницы застонали и полопались, как сухостой. Вдруг шум прекратился — в доме воцарился странный и ужасный покой.

— Что это? Клик… клак… клик… клак… Железо, ударяющееся о камень…

…Боже! Он затачивает смертоносный серп…

В клетчатой каскетке и древнем пальто он перестал быть импозантным официантом «Оушен Кинс Отеля» и на семь месяцев мертвого курортного сезона превратился в простого жестянщика с Хамбер-стрит в Халле.

Мистер Баттеркап, владелец гостиницы, с сердечной улыбкой протянул ему руку.

— До будущего года, старина Джон. Надеюсь открыть заведение пятнадцатого мая.

— Если таковы намерения Бога, — ответил Джон, с серьезным видом осушая прощальный стакан виски, наполненный хозяином.

Тусклый воздух плотного тумана словно гудел от недовольного рева сильного прилива.

— Сезон закончился, — сказал Джон.

— Мы последние, самые последние, — добавил мистер Баттеркап.

Десяток фигур, согнутых под тяжким грузом, тащились по берегу в сторону плотины и китайской крыши крохотного вокзала, разукрашенного изразцами, как голландская кухня.

— Сталкеры уезжают, — заметил Джон. — Сторож мола сказал им, что сегодня выпадет снег.

— Снег, — возмутился мистер Баттеркап, — но ведь сейчас только начало октября!

Джон глянул на небо, затянутое морским туманом. В нем печально кружились чайки.

— Летят мимо болот, — сказал он, — ничего хорошего это не сулит.

Белая птица пролетела в черном небе с криком «Снеег, снеег».

— Слышите? — спросил Джон, натянуто улыбаясь.

— Снег, надо же!.. Снег, — подхватил мистер Баттеркап и философски добавил: — А мне-то какое дело? Завтра за мебелью, которая не остается здесь на зиму, придут грузовики, а послезавтра я уже буду в Лондоне.

Джон хотел было посочувствовать недолгому одиночеству хозяина, но ничего не придумал.

— Ну и что? — подтвердил он, запутавшись в мыслях.

Вдали слышалась барабанная дробь молотка, стучавшего по дереву.

— Честное слово, — удивился мистер Баттеркап, — уезжают даже Винджери. Слышите, он забивает ставни своей виллы.

— А пока вы остаетесь в одиночестве, — сказал Джон, — совсем один, как только уйдет последний поезд, начальник вокзала отправится к себе в деревню.

Мистер Баттеркап вздрогнул — один!

— Вот что значит зарабатывать в этой дыре на востоке, — скривился он, — лучше было бы устроиться в Маргейте или Фолькстоуне.

— Но дела шли неплохо, — тихо возразил Джон, похлопывая по карману с тугим бумажником.

— Да-а, — согласился мистер Баттеркап.

Далеко за горизонтом жалобно просвистел локомотив.

— У вас еще есть время. Еще виски?

— Последнее, мистер Баттеркап, в моем возрасте не очень-то побегаешь за поездами.

Мистер Баттеркап остался один в пустом темном холле. Прекратился даже стук молотка.

Он видел, как медленно тают под приливными волнами песочные замки, построенные утром детьми Сталкера. Пустой безрадостный пляж под пронзительным ветром.

«Ко-нец, ко-нец», — проскрипел бекас, улетавший с соседнего пруда.

— Сезон, сезон, — добавил мистер Баттеркап, пытаясь доказать дюжине плетеных кресел, что он еще может шутить.

Но ни бекас, ни дюжина кресел не воздали должного состоянию его души.

Глянув в сторону вокзала, он увидел отчаянно бегущего человека.