Ренсом Риггз - Карта дней [litres]

– Ни с места! – рявкнула она.

Он остался сидеть.

– Я друг, а не тварь.

– Тогда почему с тобой пустóта?

– Я теперь никуда не хожу без Горацио. Не хотелось бы кончить, как дедушка вот этого малыша, раз уж я еще могу с этим что-то сделать…

– Вы Эйч, так? – сказал я.

– Он самый, – он указал на свободное место напротив. – Присоединитесь?

– Вы совершенно чокнутый, – не сдержалась Эмма. – Ваша пустóта чуть нас не прикончила!

– Никакой опасности не было, могу вас заверить, – возразил он и снова указал на скамью. – Прошу. У нас всего пять минут до прибытия полиции, а обсудить надо многое.

Я посмотрел на Эмму. Она не расслабилась, но закрыла ладонь, погасив пламя, и опустила руку. Мы пробрались через зал, лавируя между битой посудой и сломанной мебелью, к кабинке, где сидел Эйч. Пустóта уже прикончила стейк и мирно свернулась на полу у его ног. Кажется, даже заснула. Мучительная иголка у меня в животе притупилась, но не исчезла; я вдруг понял, что сила боли напрямую зависит от настроения пустóты. От голодных и агрессивных зверюг больнее, чем от спокойных и довольных.

Мы залезли в кабинку. Эмма – первой, так что ближе всего к пустóте оказался я. Эйч пил что-то из высокого стакана через соломинку, поставив локти на стол. Он был собран и совершенно спокоен.

– Я готов к собеседованию, – сказал я.

Эйч поднял большой палец в знак одобрения и продолжал пить. Он молчал, а я рассматривал его. Лицо его было необычно, по-своему красиво и все изрезано глубокими морщинами; глаза глубоко посажены, взгляд пронзительный. Всклокоченная борода и вязаная безрукавка придавали ему эдакий профессорский вид. Я вспомнил, что видел его фото у Эйба в «Журнале» – он там выглядел почти так же.

Допив, он отодвинул стакан и откинулся на спинку сиденья.

– Коктейль «Рут бир флоут», – пояснил он, удовлетворенно вздохнув. – Еда нынче стала совершенно безвкусная, так что стараюсь пообедать в петле всякий раз, как сюда попадаю.

Он кивнул на несколько тарелок, расставленных на столе.

– Взял тебе стейк в панировке и кусок лаймового пирога. Я бы и вам заказал, мисс Блум, – тут он метнул на меня лукавый взгляд, – да только Джейкобу было велено приходить одному.

– Вам известно, кто я? – спросила Эмма.

– Разумеется. Эйб часто о вас говорил.

Эмма опустила глаза, но не смогла скрыть улыбки.

– Мы с ней – команда, – твердо сказал я. – Мы работаем вместе.

– Это я вижу, – заметил он. – Кстати, вы прошли.

– Чего прошли?

– Собеседование прошли.

Некоторое время я хохотал – так хохочут над тем, что скорее удивительно, чем смешно.

– Так это и было собеседование? Нападение пустóты?

– Ну да, первая его часть. Надо было посмотреть, каков ты в деле.

– И?

– С языком мог бы управляться и получше. И контроль устанавливать побыстрее – тогда многих из этих жертв удалось бы избежать, – он махнул в сторону разбитого окна и официанта, свернувшегося клубком и воющего на капоте «шевроле». – Но ты способный, в этом сомнений нет.

Я, кажется, покраснел от гордости.

– Погоди радоваться. Ты должен еще кое-что узнать.

Я пригасил улыбку.

– Узнать я хочу все .

– Что дед рассказывал тебе о своей работе?

– Ничего.

– Совсем ничего? – он явно удивился.

– Он говорил, что раньше работал коммивояжером. Папа рассказывал, что Эйб то и дело уезжал в деловые поездки на несколько недель. Раз или два возвращался со сломанной ногой или пластырем на лице. Родители думали, что он связался с плохими парнями или подсел на азартные игры.

Эйч запустил пальцы в бороду.

– Тогда времени у нас – только на самое главное. Эйб приехал в Америку после войны. Он хотел жить максимально нормальной жизнью, так как думал, что его иссякающие силы принесут больше вреда, чем пользы, другим странным – в первую очередь мисс Блум и ее товарищам по петле. В те времена Америка была относительно спокойным местом. Обычные люди годами преследовали нас и сумели посеять недоверие между разными кланами странных, зато у нас, в отличие от Европы, никогда не было проблем с пустóтами и тварями. Ну, то есть до конца пятидесятых. Тут они обрушились на нас всем скопом, стали охотиться на имбрин и причинили много вреда. Тут-то Эйб и решил, что пора возвращаться из неоправданно ранней отставки, и основал нашу организацию.

Я слушал его не дыша. Я так долго ждал, чтобы кто-нибудь рассказал мне о первых дедушкиных годах в Америке, и теперь почти не верил, что дождался.

А Эйч тем временем продолжал, крутя на пальце конец своей недлинной бороды.

– Нас было двенадцать. Снаружи все вели обычную нормальную жизнь. Никто не жил в петлях, таково было условие. У некоторых даже была семья и работа. Мы встречались тайно и общались исключительно шифром. Сначала мы просто гонялись за пустóтами, но когда имбринам пришлось уйти в подполье, так как твари переловили слишком многих, мы взяли на себя их работу, которую они больше исполнять не могли.

– Разыскивать странных детей и отправлять их в безопасное место, – закончила за него Эмма.

– А вы явно читали «Журнал».

Я кивнул.

– Это было нелегко. И далеко не всегда мы добивались успеха. То и дело все шло не так. Просто проваливаешься в трещину… – он устремил взгляд в окно, вспоминая какую-то старую боль. – Все эти неудачи до сих пор со мной.

– А где другие? – спросил я. – Где остальные десять?

– Некоторые были убиты во время операций. Некоторые ушли. Не могли больше так жить. Восьмидесятые тяжело по всем нам проехались.

– И Эйб их никем не заменил?

– Было тяжело найти тех, кому можно доверять. Враг все время пытался проникнуть в наши ряды и выведать секреты. Могу с гордостью сказать, что мы были той еще занозой в заднице. Через некоторое время опасность миновала – твари снова решили сосредоточиться на Европе. Они получили тут, что хотели, но, благодаря нам, это обошлось им куда дороже, чем они рассчитывали.

Он на мгновение опустил глаза.

– Но, возможно, сейчас настает новая эпоха. Я всегда надеялся, что в один прекрасный день мой телефон снова зазвонит… И это будешь ты.

– Вы сами могли позвонить мне , – подсказал я.

– Я обещал Эйбу, что не стану первым выходить на связь. Твой дедушка не хотел втягивать тебя во все это. Он настаивал, что это должен быть твой собственный выбор. Но у меня всегда было ощущение, что однажды ты возьмешь и объявишься.

Я прищурился.

– Вы так говорите, словно мы уже встречались раньше.

– Мистера Андерсона помнишь? – подмигнул он.

– О, господи. Да! Вы мне еще большущий пакет соленых ирисок подарили.