Ренсом Риггз - Карта дней [litres]

– Так это ты, малыш? – сказала она. – Бог ты мой, а из тебя вышел красавчик.

Она подмигнула Эмме.

– Кстати, о красавчиках, как там твой дед поживает?

– Умер. В этом году.

– Ох, какая жалость, мой сладкий.

Она протянула через стол пятнистую руку и положила ее на мою.

– Так бывает, – сказал я.

– Мне можешь не рассказывать. Мне в следующем году девяносто стукнет.

– Ого. Вот это да!

– Да уж, есть чем гордиться. Почти все, кого я знала, уже склеили ласты. Муж, друзья, брат и две сестры. Иногда я думаю, что эти ваши хорошие гены – просто божье наказание.

Она сверкнула нам вставной челюстью.

– Ну, детки, что будете кушать?

– Кофе, – сказала Эмма.

– Гм… печенку с луком, – сказал я.

Норма поглядела на меня так, словно этот заказ всколыхнул в ней воспоминания юности.

– Точно не бутерброд с тунцом?

– Стараюсь пробовать новое.

– Гм… Ага.

Она подняла палец, ушла, нырнула за стойку и вернулась, держа что-то в руке.

– Он тебя ждет , – прошептала она, наклоняясь и кладя передо мной маленький синий ключик, потом ткнула пальцем вглубь ресторана. – По коридору и последняя дверь после туалетов.

Последняя дверь после туалетов была сделана из тяжелого металла, табличка на ней сообщала: «ВХОД ЗАПРЕЩЕН». Я повернул в замке ключ и отпер ее, и нас тут же окутало морозное облако. Ежась от холода, мы вошли внутрь.

Все стены были заняты полками и замороженной едой; с потолка в нас целились сосульки, похожие на шипы Железной Девы.

– Тут никого нет, – сказал я. – Наверное, Норма совсем уже сбрендила.

– Посмотри на пол, – подсказала Эмма.

Стрелки из скотча вели в глубину помещения, где от пола до потолка висела занавеска из толстых пластиковых полос. Поперек них через трафарет было выведено: «СВЕЖЕВАЛЬНАЯ».

– Это что, шутка такая? – осведомилась Эмма.

– Пошли выясним.

Я прошел через пластиковую штору, покрытую примороженной мясной слизью, в маленькое и еще более холодное помещение. На потолке мигала флуоресцентная трубка. Всюду красовались припорошенные изморозью отрубы мяса – вываливались из разорванных коробок, валялись разбросанные на полу.

– Да что тут такое случилось? – пробормотал я, поддавая ногой шмат баранины, твердый, как камень… и аккуратно разгрызенный надвое.

В животе у меня что-то оборвалось.

– Думаю, нужно срочно отсюда выбираться, – начал я. – Это, возможно…

Не успело с моих губ слететь слово «ловушка», как случилось сразу три вещи:

– я наступил на большую букву «Х» из скотча, наклеенного на пол;

– лампа над головой разлетелась, и комната погрузилась во тьму;

– в животе засосало, как на русских горках, а в голове случился внезапный перепад давления.

Потом свет зажегся снова, на сей раз это была желтая лампочка накаливания в проволочной клетке. Коробки с мясом куда-то делись, вместо них вдоль стен выстроились ящики мороженых овощей. А в кишках у меня расцвела острая, безошибочная боль.

Я дотронулся до руки Эммы, приложил палец к губам и беззвучно прошептал только одно слово: « Пустóта ».

Мгновение Эмма выглядела перепуганной, после чего тяжело сглотнула и взяла себя в руки.

– Ты можешь ее контролировать? – прошептала она мне в самое ухо.

Целая вечность прошла с тех пор, как я говорил на языке пустóт или встречался с пустотóй лично. Отсутствие практики много значит… но даже на пике возможностей я никогда не мог взять пустóту под контроль сразу, с бухты-барахты.

– Мне нужно время, чтобы ее почувствовать , – прошептал я. – Минута или две .

Эмма кивнула.

– Тогда подождем.

Пустóта была здесь, в холодильнике, вместе с нами. Тело замерзало, зато внутренний компас разогревался – и он говорил, что чудовище совсем рядом, за пластиковыми шторами. Было слышно, как оно что-то там жует, порыкивает и пускает слюни. Мы присели на корточки, спрятавшись за деревянным ящиком, и постарались стать невидимыми. Шли секунды.

Пустóта отшвырнула то, что ела, и громко рыгнула.

Эмма вопросительно посмотрела на меня: «Ну, что?» – и я отрицательно покачал головой. Пока ничего. Прежде чем пытаться взять ее под контроль, нужно, чтобы она что-нибудь сказала.

Вот она сделала шаг к нам – ее скрюченная тень упала на штору. Я тщетно прислушивался, ожидая хоть чего-нибудь, за что можно зацепиться и проникнуть ей в голову – любого восклицания хватило бы! – но единственным звуком с той стороны было хриплое дыхание. Монстр нюхал воздух, вбирая наш запах… пробуждавший у него аппетит.

Я ткнул пальцем в Эмму и показал вверх. Мы медленно встали. Драться так драться.

Эмма вытянула руки ладонями вверх; я скрипнул зубами. Они мелко стучали – не то от холода, не то от страха. Скорее уж от второго. Я даже сам удивился, насколько мне было страшно.

Тень пустóты искривилась. Один из мускулистых языков стрельнул через пластиковые полоски и пошарил в воздухе, словно шпионящий за нами перископ.

Эмма сделала полшага вперед и зажгла огонь в ладонях – совсем маленький, но по напряжению рук я понял, что ее сила нарастает, готовая взорваться. Второй язык пронзил штору. Огонь поднялся выше, еще выше. Капля ледяной воды упала мне за шиворот – это сосульки на потолке начали таять.

Все произошло внезапно, как это часто бывает с нападениями. Пустóта завопила и проткнула штору третьим языком, а затем все три устремились к нам. Эмма закричала и освободила готовившуюся вспышку. Языки, уже добравшиеся до нас, обожгло, и они мгновенно втянулись обратно – но один успел обвиться вокруг моей ноги и потащить меня за собой.

Я шлепнулся на спину и поехал по полу сквозь штору в большое помещение холодильника. Пустóта отпрянула к входной двери, чтобы спастись от огня, и теперь тянула меня к своей раскрытой пасти. Волочась по полу, я высвободил руку и попытался зацепиться за проносившиеся мимо полки. Наконец мне удалось что-то схватить – увы, это оказался деревянный ящик, который не остановил моего движения, а только вылетел с полки и составил мне компанию.

Где-то позади Эмма выкрикивала мое имя. Я вцепился в ящик второй рукой, подтянул поближе и выставил перед собой. Доехав до пустóты, я всадил его между челюстями монстра.

Она выпустила мою лодыжку, дав мне время по-крабьи уползти в угол, и исторгла несколько звуков, которые я тут же принялся повторять, катая в горле странный гортанный язык пустóт – где бы он там внутри меня ни прятался.

Ко мне подбежала Эмма.

– С тобой все в порядке?

– Да, – выдохнул я. – Но нужно выбираться. Невозможно сражаться с пустóтой в замкнутом пространстве.

Эмма посмотрела на парящий в воздухе перед дверью ящик.

– По-моему, проход заблокирован, – заметила она.