Ренсом Риггз - Карта дней [litres]

От страха они становятся голоднее.

По дороге через кухню я вытащил нож из подставки – не слишком хорош против пустóты, но лучше, чем ничего. Потом выбрался через гараж на улицу, свернул на задний двор, чуть не споткнувшись об свернутый кольцами поливальный шланг. От крыши сарая слегка несло озоном. Карманной петлей кто-то совсем недавно пользовался.

И тут, так же внезапно, как появилась, боль оставила меня. Игла повернула на лагуну, потом совершенно в другую сторону – на залив, и наконец уснула. Такого раньше никогда не случалось, я не понимал, что происходит. Неужели ложная тревога? Или странный рефлекс сработал просто от кошмара?

Между пальцами ног забилась мокрая трава. Я посмотрел вниз: на мне оказались рваные спортивные штаны, старая футболка и никакой обуви. Вот так умер Эйб , пронеслось у меня в голове. Почти в точности так . Его тоже выманили в ночь – в чем был, с первым, что попалось под руку.

Я опустил нож. Рука медленно перестала трястись. Я несколько раз обошел дом, выжидая. Чувства молчали. В конце концов я вернулся в комнату, залез обратно в спальный мешок и растянулся на полу. Но больше я не заснул.

Все следующее утро я поминутно проверял телефон, надеясь на звонок от Эйча. Он не сказал, когда собирается со мной связаться. Мы с Эммой препирались, стоит ли сказать остальным, но в конце концов решили подождать, пока у нас будет реальное дело… А может, мы и тогда ничего не скажем. Может, дело будет только для нас двоих. Может, кто-то из друзей не захочет пойти с нами или вообще будет против самой идеи. А что, если кто-то нас заложит и проболтается мисс Сапсан о наших планах еще до того, как мы сумеем скрыться?

После завтрака меня все-таки заставили отвезти моих странных подопечных в магазин одежды. А что, неплохой способ убить время. Я постарался с головой уйти в дело и забыть на время о звонке Эйча.

Первая партия состояла из Хью, Клэр, Оливии и Горация. Я отвез их в шопинг-молл – не в тот, который рядом с домом: там я боялся встретить кого-нибудь из школы. Выбор пал на «Шейкер Пайнз», до которого надо было ехать по шоссе. По пути я показал друзьям основные центры современной городской жизни ( вон банк, там больница, а это такие дома, в них по многу квартир сразу ), потому что мои пассажиры спрашивали обо всем, что видели. То, что казалось мне совершенно обыденным, для них было настоящим чудом.

У себя в петле мисс Сапсан тоже творила чудеса, чтобы защитить детей от любой физической опасности, но в своем рвении строго-настрого запрещала прибывавшим извне гостям рассказывать о том, как живет современный мир, и этим ставила моих друзей в крайне невыгодное положение. Они жили там, как в теплице, и теперь вышли наружу эдакими Рип Ван Винклями – пробудившимися от долгого сна и узревшими незнакомый и непонятный мир. Нет, до некоторой степени они, конечно, были знакомы со всякими техническими новинками: с электричеством, телефонами, машинами, аэропланами, старыми фильмами, старой музыкой и всем прочим, что было известно и популярно до 3 сентября 1940 года, но дальше их знания были крайне отрывочны и непоследовательны. В настоящем они провели несколько разрозненных часов, да и те по большей части на Кэрнхолме, где время и так застыло неподвижно, хотя календарь прилежно отщелкивал дни и годы. По сравнению с их островом даже мой городишко мчался со скоростью миллион миль в час, так что их то и дело парализовало страхом.

На огромной парковке у шопинг-центра Горация совсем накрыло, и он отказался выходить из машины.

– Прошлое все-таки не такое ужасное, как будущее, – признался он после долгих уговоров. – Даже самый кошмарный период в прошлом хотя бы познаваем. Его можно изучить, мир его уже пережил. А в этом вашем настоящем реальность может в любой миг подойти к ужасному, катастрофическому концу.

– Сегодня реальность точно не собирается закончиться, – возразил я. – И даже если собирается, это все равно случится – независимо от того, пойдешь ты с нами в магазин или нет.

– Да знаю я! Но по ощущению, она готова вот-вот это сделать . Но если я буду сидеть здесь и не двигаться, все остальное тоже замрет, и ничего плохого не случится.

Именно в этот трагический момент мимо проехала машины с опущенными стеклами и громкой музыкой внутри, с дикими басами. Гораций одеревенел и зажмурился.

– Видишь? – сказала Клэр. – Мир все равно постучится к тебе, даже если ты останешься сидеть тут. Так что пошли лучше с нами.

– Ох, черт бы вас всех побрал, – проворчал он и отчаянно распахнул дверцу.

Пока остальные аплодировали его мужеству, я сделал про себя отметку, что Горация на первое задание, скорее всего, брать не стоит – каково бы оно ни было.

«Шейкер Пайнз» был классическим торговым центром – шумным, блестящим и нашпигованным разными культурными отсылками (ага, попробуйте объяснить человеку из первой половины прошлого века, что такое сетевые рестораны для всей семьи «Веселая креветка» или телевизионный «Магазин на диване»). К тому же в нем было полно тинейджеров – а мы, собственно, затем и приехали. Дело было не только в том, чтобы переодеть моих гостей в современную одежду: я хотел показать им нормальных детей – детей, которыми им предстоит притворяться. Это был не просто шопинг, а целая антропологическая экспедиция.

Мы ходили и смотрели. Мои друзья сбились вокруг меня в кучку, словно первооткрыватели в джунглях, известных внезапными нападениями тигров. Мы наелись жирного фастфуда на фуд-корте, сидели и смотрели на современных подростков, украдкой изучая их поведение: как они шепчутся, как шутят, как внезапно начинают хохотать, как разбиваются на группки, которые потом почти не смешиваются. Как делают самые простые вещи – едят, например, не выпуская из рук телефонов.

– Они все из очень богатых семей? – понизив голос, спросила Клэр (мы заговорщически сблизили головы над пластиковым подносом из-под еды).

– Нет, думаю, это самые обычные подростки.

– Тогда почему они не работают?

– Ну, может, у них летняя подработка по часам. Не знаю.

– Когда я рос, – вмешался Хью, – если ты мог поднимать тяжести, значит, ты был достаточно взрослым, чтобы работать. Никто не сидел день-деньской, болтая и что-то жуя.

– Мы были достаточно взрослыми, чтобы работать, еще до того, как смогли поднимать тяжести, – возразила Оливия. – Меня отец послал работать на гуталиновую фабрику, когда мне стукнуло пять. Вот это был ужас.

– Мой меня отправил в работный дом, – сказал Хью. – Я целыми днями сучил веревки.

– Господи боже, – пробормотал я.

Они все явились из времени, где понятия «тинейджерства» вообще не существовало. Подростковый возраст изобрели уже после войны, а до того ты был либо ребенок, либо сразу взрослый. И как им, спрашивается, изображать современных тинейджеров, если само явление им незнакомо?