Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт

Их хор распалял его. Потоки холодного ветра омывали золотую вершину, вызывая резь в его могучих лёгких. В силу какой-то прихоти он расправил крылья, позволяя ветру наполнить их и, словно воздушного змея, поднять его на вершину огромного камня. Оглядевшись, он узрел искривлённый край Мира и застонал от внезапного стремления подняться выше, гораздо выше, чем когда-либо — так высоко, чтобы оказаться прямо в лоне бесконечной Пустоты…

Шествовать над и между мирами.

Сверкнувшая алая нить, привлекла его внимание к копошащимся внизу жучкам.

Огонь пожирал Умбиликус, переплетающиеся языки пламени напоминали мышцы, мгновенно обвивающие гладкие кости, а потом столь же быстро спадающие с них. Анасуримбор Моэнгхус бродил вокруг пожарища, сжимая и разжимая не перестававшие дрожать кисти рук — особенно правую, которую, казалось, до сих пор покалывали нечёсаные пряди дядиной бороды. Он поражался тому, как чадящая кожа шатра, содрогаясь и корчась, словно живое существо, вдруг прорастает широкими полосами яркого пламени и шлейфами густого чёрного дыма.

Это, решил он, пожалуй, подходящий погребальный костёр для короля Нерсея Пройаса.

Священный Король Племён со своей свитой поднялись выше по склону, где теперь стояли окружённые всё сильнее разрастающимся пожаром, охватившим оставшиеся после исхода Великой Ордалии вещи и мусор. То ли обычай, то ли его явственное безумие подарили отцу три шага свободного пространства, ибо его свита в той же мере толпилась вокруг его по пояс обнажённой, не считая нимилевой безрукавки, фигуры, в какой и держалась на почтительном расстоянии. Лишь седой Харликарут, старший сын Окная Одноглазого, осмеливался стоять рядом с ним. Его скопированная Консультом мать — Вещь-зовущаяся-Серве в этот раз для разнообразия стояла в сторонке, яростными жестами указывая на то, что и без того приковывало к себе всеобщее внимание варваров: на Голготтерат.

Множество озадаченных взглядов, обращённых на равнину, не пробудили у имперского принца ни малейшего любопытства. Он только что задушил своего любимого дядюшку — факт, который не столько занимал все его мысли, сколько вообще устранял всякую потребность в них. Некоторые формы ярости попросту слишком огромны, чтобы душа была способна их осознать, но при этом слишком глубоки, чтобы взять и исчезнуть в потоке жизни. И посему Анасуримбор Моэнгхус и не подозревал, что близок к тому, чтобы убить своего отца.

— Ты собирался сжечь его заживо ? — приблизившись, услышал он собственный крик. — Человека, который спас тебя двадцать лет назад?

Некоторые из лиц повернулись в его сторону, но лишь те, что были совсем рядом. Его отец, даже в таком жесточайшем окружении выглядевший воплощённой жестокостью, даже не подал виду, что услышал его…

Он не был здесь единственным, кто бушевал и трясся от возмущения, понял Моэнгхус, увидев, как его поддельная мать яростно жестикулирует, стоя среди более высоких, чем она сама мужчин. Гнев, пылающий в его взоре, постепенно утихал, пока, наконец, он не взглянул туда же, куда и остальные. Взгляд его, скользнув над горящими участками лагеря, упёрся в Голготтерат и Рога, сверкающие и окружённые поднимающейся к небесам Пеленой.

Светящаяся красная нить то и дело вспыхивала, соединяя изгиб Воздетого Рога со скопищем кишащих внизу термитов.

— Это знак! — кричала его фальшивая мать — причём на шейском. Собравшиеся вожди непонимающе хмурились.

— Священное Копьё Силя!

Даже будучи плохо различимыми сквозь рёв пламени и боевые кличи скюльвендских отрядов, слова её звучали как призыв.

— Ты поклялся, сын Скиоты! Мы должны ударить!

Имперский принц поднялся выше по склону, очутившись среди стоявших дальше всего от центра сборища вождей, и, вытирая ладони о свои грязные скюльвендские штаны, всмотрелся в невозможную красоту матери.

Священный король Племён воздвигался перед нею, его исполосованные шрамами руки были напряжены и яростно стискивали пустоту.

— Думаешь, я верю в ту белиберду, что ты несёшь?

Она казалась такой хрупкой в его всеподавляющей тени, столь трагически прекрасной — словно символ такого желанного, но совершенно недостижимого мира…

— Всё… — кричала она, готовясь то ли защищаться, то ли бежать. — Всё, что ты обещал мне! Ты дал клятву! Присягнул!

Священный Король Племён простёр руку к её трепетному лику, зажав заплутавший локон её волос между большим и указательным пальцем.

— Думаешь, — проскрежетал он, — что твоя ложь меньше воняет? Что ты могла преуспеть там, где потерпел крах дунианин?

Он сжал свою правую руку — исполосованную шрамами, потемневшую от многих сезонов палящего солнца — на её горле.

Она захрипела, вцепившись бессильными руками в его могучее запястье.

— Я лишь то… — просипела она, — чем тебе требуется, чтоб я была!

— Думаешь, я настолько не в себе, настолько безумен?

Уже обе его руки легли ей на шею, большие пальцы не столько сдавливали трахею, сколько пережимали сонную артерию.

— Любимый! — кричала она. — Убий…

— Думаешь, я колотил тебя, чтобы избавиться от стыда? От греха и порока?

— Хрххх…

— Мерзость ! — возопил Король Племён, сжимая её шею. Тень легла на его предплечья, вычернив полосы шрамов, сплетения вен. И он давил, впиваясь в её плоть пальцами, точно железными крючьями, сминая её шею ладонями, грубыми как точильные камни. — Я избивал тебя ради самой мерзости! — прорычал он. Лицо его превратилось в безумную маску. — Я терзал тебя для того, чтобы ты мне поверила! Наказывал, чтобы одурачить! Обмануть!

Её естество набухло, оттопырив обтягивающие штаны. Из её горла вырывался хрип. Стройное тело били судороги. Алебастровое совершенство её лица вдруг словно бы пошло трещинами, покрывшись чем-то вроде отвратительных жабр…

Найюр урс Скиота теперь горбился над нею, узловатый как верёвка, дрожащий от напряжения и с пыхтением выплёвывающий изо рта воздух вперемешку со слюной. Тело его наложницы, подчиняясь безотчётным рефлексам, ещё какое-то мгновение билось и содрогалось всеми своими хрящами.

Моэнгхус, протиснувшись между последними, ещё отделявшими его от отца, вождями, увидел как тот, подняв её ухо к своим губам, то ли бормотал, то ли бредил:

— Я дрессировал тебя как зверушку! Дрессировал ради вот этого самого мига!

Моэнгхус моргнул, заметив дым, поднимающийся от вязи свазондов, охватывающей его дрожащие руки.

— Дожидаясь преимущества… — на выдохе яростно прохрипел жесточайший из людей. — И дожидаясь… — прошептал он, всасывая воздух. Голос его скрежетал титаническим напряжением. — И дожидааааясь….

Он обрушил её на землю точно топор или молот…