Влад Поляков - Безликий. Возрождение [litres]

– Жалкий, ничтожный человечек, – в голосе бандерши смешались непрошибаемое самодовольство и презрение ко всем представителям мужского пола во Вселенной. – Ты посмел разрушить это прекрасное место. Место, где все получают то, что хотят получить, и то, что заслуживают. Но я не в обиде на тебя, – интонация резко изменилась, перейдя в воркующе-ласковый диапазон. – Ты тоже можешь получить свое… И даже эта милая маленькая девушка.

Магия голоса, песни сирен, которые в древние времена заставляли своим сладким пением моряков терять рассудок и вести их корабли поближе к смертельным рифам. А потом пожирали всех – уже мертвых и еще живых.

Знакомая картина, ведь время всего лишь спираль, и не более того. Давненько я не слышал о подобном воздействии на разум и вот сподобился услышать, причем в самом прямом смысле этого слова. Ясно, почему все ее жертвы были по-своему счастливы своей участью жертв и палачей – от сирен и в древности могли спастись лишь те, чей разум полностью свободен. Свободен от различных комплексов, от чувства вины, от подспудного желания находиться в подчинении у кого-либо.

На мой взгляд, поганое умение при всей его полезности. Уж слишком антипатично мне создание из живых людей марионеток. Хочешь убить – убей. Желаешь получить безотказную вещь – создай зомби. Но перековка сознания – это уже чересчур, такими шуточками побрезгует баловаться даже самый неразборчивый из адептов тьмы. Такое применяют исключительно слуги света разнообразного калибра и наименования, называя подобное обращением грешника на путь истинный.

Да уж, неприятная особа… Внутри, разумеется, поскольку внешняя, телесная оболочка была вполне и вполне пристойная. Эдакая «железная женщина», вся в обтягивающей коже и многочисленных цепочках. Вот только это означало отнюдь не приверженность к тяжелой музыке или гонкам на мотоциклах, а всего лишь любовь к пыткам и прочим пакостям.

– Браво, браво! – мой возглас сопровождался ленивыми аплодисментами. – Не думал, что в нашем мире остались еще те, кто владеет древним искусством – песнями сирен. А я грешным делом считал, что последних носителей этой заразы мои друзья выпололи еще в конце восемнадцатого столетия. Не подскажете ли, кто именно научил вас этому? Уж очень сильно хочется с ним, или с ней, повидаться, поговорить по душам.

– Это когда в душу с подкованными сапогами лезут? – совсем некстати встряла вечно страдающая любопытством Шэрол.

– Правильно предполагаешь, красавица моя. Но судя по всему, мадам, заведующая здешним борделем… Ой, мои гигантские извинения! Я тут с временами малость попутал. Мадам, еще совсем недавно заведовавшая борделем, не испытывает желания ответить на мой вполне невинный вопросик. Ну и ладно, не суть важно, все равно я попытаюсь прояснить этот вопрос.

Кому-то мое поведение могло бы показаться нарочито позерским, особенно перед лицом довольно опасного врага и возможности того, что скоро сюда подтянутся другие нежелательные визитеры. Так, да не совсем. Ключи! Мне нужно было узнать, что собой представляет их третья пара, а сделать это без невольного участия бандерши было просто нереально. Так что приходилось рисковать, доводя ее до состояния полного бешенства. Однако не могу сказать, что мне не доставляло удовольствия как следует поизмываться над садисткой, никак не ожидавшей подобного афронта.

– И все-таки, зачем вы пытались придать своим девочкам облик демонесс? Ай-ай, нехорошо! Демонологи и обидеться на такое могут. Сами не захотят руки марать, так своим союзным демонам скажут. Не знаю уж почему, но те не терпят такого искажения своего облика, – я чуть помедлил и задал вопрос: – Мадам, так с кем знакомиться будем – с демонами или таки с демонологами?

Есть! Судя по тому, как исказилось ее лицо, и так не являвшееся образцом флегмы и спокойствия, я угодил в больную точку. Тот вопль, который она издала, уже не был завораживающим пением сирен, скорее он напоминал крик взбесившейся гарпии. Им можно было выбивать стекла и рвать барабанные перепонки у до отказа заполненных концертных залов.

Вопль то и дело менялся, переходя из ультразвукового диапазона в инфразвук, ошеломляя, сбивая с ног, стремясь раздавить и одновременно взорвать голову изнутри. Не выдержавшая столь эмоциональной реакции Шэрол согнулась, зажимая уши ладонями, стремясь хоть как-то приглушить сводящий с ума визг. Зря, очень зря! Именно такой реакции та и ожидала, вот только от нас обоих. С трудом подняв руку, я медленно, преодолевая все возрастающий напор ветра, чертил очередной символ, благо уже успел понять, какой именно.

– FALSUM, – голоса почти не было слышно сквозь весь этот вселенский шум и свист, но не суть важно. – Порой бывают ситуации, когда ангелы света предстанут в виде демонов тьмы.

Мерцающий призрачными огнями символ обмана и неверности наглухо отсек меня и Шэрол от буйства, зародившегося в глотке у инквизиторши-садистки. И не только в этом была его задача. Весь поток изливавшейся на нас мощи оказался повернут в противоположную сторону, словно сработал принцип зеркала. Своего рода искажающая волна вновь прокатилась по залу, но на сей раз возвращая месту привычный облик, сдирая ложные покровы с вещей, трупов и с самой инквизиторши.

– Сбрось ложный облик, тварь, он тебе не к лицу. Тьма никогда не была уделом таких, как ты. Вы можете лишь трусливо прикрываться ее цветами, но овцу в волчьей шкуре все равно выдаст смрад смирения и покорности. Смотри на нее, Шэрол, внимательно смотри. Я хочу, чтобы эта картина надолго осталась с тобой.

Шатающаяся, словно боксер после тяжелого нокдауна, Шэрол уставилась на ту, чей облик стремительно менялся. Менялся, как же! Он становился истинным, без прикрас и ложных впечатлений. FALSUM по сути своей страшненький символ, лишь на первый взгляд кажущийся безобидным. Олицетворение наказания притворщика, будучи применен против осмелившихся прикрываться именем тьмы, он способен сыграть с ними забавную шутку.

Тайное станет явным, облик души человека перенесется в его телесную оболочку, и далеко не всегда он окажется сколь-либо пристойным. Обман и истина, истина и обман… Способны ли они поменяться местами? Оказывается, да, но зрелище это мало того что редкое, так еще и не для слабонервных. Словно портрет Дориана Грея решил занять место в реальности, выставив наружу все потаенные уголки души. Вот они, распахнутые настежь ворота, ведущие в глубины человеческого внутреннего мира.

Теперь стоящее перед нами существо можно было назвать женщиной или вообще человеком лишь с очень большой натяжкой. Оживший экспонат кунсткамеры, участник шоу уродов, вырвавшийся за пределы холста персонаж художника-наркомана – все это и еще немного абсолютно чуждого, что не должно было даже существовать в моем мире. FALSUM.