Татьяна Корсакова - Сердце ночи

– Оркестр! – подмигнул Степану Игнат. – Сам придумал.

Он гордился этой своей придумкой, как маленький ребенок, и Степан помимо воли улыбнулся.

А девочкам понравилось! Ах, как им все понравилось! Как порхали они по дому и по парку яркими райскими птичками! Как восторгались диковинными узкими лодчонками, теми самыми венецианскими гондолами! Неужто пришло наконец счастье в эти темные места?! Пусть бы пришло!

А спустя две недели в Горяевском давали бал. Степан в жизни своей ни одного бала не видел, но отчего-то решил, что вот этот не хуже царского будет. Гостей приехало – тьма! Роскошные экипажи прибывали один за другим! Гости, с которыми Игнат никогда раньше и знаком не был, но до которых вместе с пригласительными, тисненными на тонких пластинах червонного золота, дошли слухи о невероятном дворце посреди тайги и его хлебосольном хозяине – сибирском Крезе, как успели окрестить Игната газеты. Не позвал Игнат только Злотникова и тех, кто однажды стал свидетелем его позора, лично проверил список на несколько сотен фамилий.

– Пусть жалеют! Пусть тепереча локти себе кусают, что потеряли дружбу с таким человеком! – Разбогател Игнат, а обид старых не забыл.

Про тот удивительный бал долго судачила вся Сибирь. И в газетах про него писали несколько недель кряду. Получилось у Игната заявить о себе так громко, что эхо докатилось аж до самого Санкт-Петербурга. Все, как хотел, так и вышло. О золотые слитки спотыкается! В любом европейском банке – наипервейший, наиважнейший клиент! Дом – полная чаша! Жена – красавица! Чем не жизнь?

Омрачало Игнатово счастье только одно – не получалось у них с Оксаной детишек. Год уже, считай, живут под одной крышей, уже пора бы – ан нет! Только однажды он пожаловался. Пили они горькую после удачной охоты. Не в Игнатовом, а в Степановом доме пили. Вот тогда и пожаловался.

– Это наказание мне, Степа. – Игнат был пьян и оттого разговорчив. – За отца ее наказание. Чтобы род мой пресечь.

– Не дури, Игнат. – Про наказание Степан был с ним согласен, но надо же как-то дружка закадычного поддержать. – Наладится еще у вас все! Оксана твоя в тебе души не чает! А год – это не срок.

– Срок, Степа! Еще какой срок! – Игнат одним махом опрокинул в себя рюмку. – У меня капитал какой! Деньги, власть! А кому я это все оставлю? Мне наследник нужен, Степа! Вот что я тебе скажу! А если Оксана моя – пустоцвет, то что ты мне, крепкому, здоровому мужику, прикажешь делать?! С другой бабой не хочу! Есть у меня ублюдки, наплодил по молодости и глупости. Но то ублюдки, а я тебе про законного наследника сейчас талдычу! Что делать, я тебя спрашиваю?

Ответить Степан не успел, скрипнула, открываясь, дубовая дверь. За ней черной тенью стоял Вран. Никогда он порог Степанова дома не переступал. Не хотел? Или не мог? Слишком много серебра, слишком много светлой силы было в этом доме. Степан специально место выбирал. А Вран все понимал, усмехался кривой своей усмешкой и порог никогда не переступал. Хотя думалось, что если очень захочет, никакая сила его не остановит, ну, разве только его черные вороньи крылья опалит.

– Будет тебе наследник. – Вран гладил свою птицу и сам совершенно по-птичьи склонил голову набок. – Попомни мое слово, и года не пройдет.

Хоть одно хорошее предсказание от этого… нечеловека. Обрадоваться бы, да только Степан помнил про цену. Ничего Вран не делает просто так. Когда придет время, заплатить за свое счастье Игнату придется сторицей. И ему, Степану, тоже. Пусть не за счастье, пусть за дар, с которым расставаться не хочется. Все равно придется платить.

А Игнат обрадовался, сорвался с места так, что опрокинул тяжелый дубовый стул, кинулся к Врану обниматься. Да так и застыл с распростертыми объятиями – испугался. То ли Врана, то ли ворона его одноглазого.

– Верь мне, – сказал Вран ласково и исчез, растворился в темноте.

Тот их пьяный разговор как-то быстро забылся. Закрутили их вихри неотложных дел и забот. У каждого заботы были свои, но видеться Игнат со Степаном продолжали часто. Случалось, что Степан и на ночь оставался в Горяевском. В доме-перевертыше никогда не ночевал, облюбовал себе небольшой домишко, что строился для прислуги на самом краю парка. Тихо, спокойно, а главное – подальше от Врановой башни.

Башню стороной обходили все. Даже девки, нанятые в Сосновом, чтобы убираться в усадьбе, отказывались в башню заходить. Ни за какие деньги не хотели! Игнат сначала пытался их вразумить уговорами да посулами, потом стращать взялся, да только, видно, Врана девки боялись куда сильнее, чем хозяина, и поделать с этим даже всемогущий Игнат Горяев ничего не смог. А Вран и не настаивал. По счастью, в Горяевском он появлялся редко. Мотался по миру по каким-то своим надобностям. Или охотился? Чтобы подальше от дома? Потому что когда возвращался, выглядел завсегда моложе и крепче, чем когда уходил. Думать об том не хотелось. Нет Врана – и слава богу! Дышать вот хоть можно полной грудью, радоваться дивному саду, что заложил для Настены Игнат.

Вот Степан и дышал, и радовался. Проснулся рано, на самой зорьке, решил искупаться. Только не в пруду, среди страшных отражений – ушел вверх по течению, с головой окунулся в ледяные струи ручья, почувствовал, как капелька за капелькой просачивается в тело сила. Сил у него прибавилось. Что уж говорить! Однажды ради интереса попробовал разогнуть найденную на дороге подкову. Разогнул. Даже не вспотел. И сейчас, после купания в живой лесной воде захотелось сотворить что-нибудь такое-этакое, дать волю силушке. Да вот хоть колесом по лужайке на манер английский пройтись, как когда-то в детстве.

Степан и прошелся. Рухнул в мокрую от росы траву, улыбнулся просыпающемуся небу, а потом услышал легкий девичий смех. Услышал и едва успел за колючим розовым кустом притаиться.

По лужайке от парка в сторону пруда шли, держась за руки, двое – Оксана и Игнат. Оба босоногие. Он в распахнутой на груди рубахе, она в накинутой поверх тонкой сорочки шелковой шали. Шли теперь уже тихонько, крадучись, как нашкодившие детишки, которые опасаются отцовской порки. Степан усмехнулся увиденному. Это хорошо, когда у мужа с женой все вот так, когда огонек, что во время венчания зажегся, не только продолжает гореть, а полыхает с еще большей силой. Тут уж точно за наследником не заржавеет.

Он бы, пожалуй, ушел, не стал подглядывать за чужим счастьем, но зависть не пустила, потянула, словно на аркане, вслед за этими двумя. Хоть со стороны посмотреть, как оно бывает, когда в семье лад да согласие. Глядишь, и у них с Настеной когда-нибудь сладится…