Татьяна Корсакова - Сердце ночи

– Как беременна?.. – спросил Артемий шепотом. А потом задал совсем уж странный вопрос: – От кого беременная?

– Как это – от кого? Это ж с тобой у нее чувства. Ну а там, где чувства, там, знаешь ли, и ребеночек может случиться.

Мальчишка молчал очень долго. Краснел, бледнел, даже губы в кровь искусал, а потом сказал с какой-то отчаянной решимостью:

– Я готов, Степан Иванович! Если у Анастасии так вышло, то я готов…

– Погодь, погодь! – что-то не понравилось Степану и в выражении его лица, и в голосе. – Что значит – так вышло у Анастасии? Это у нее одной, что ли, вышло? Без твоего участия?

– С моим… С моим участием… – проговорил быстро, без запинки, но все равно было что-то такое в его голосе… – Вы даже не смейте думать про Анастасию плохо, это все я! И я женюсь. Непременно женюсь. Если она захочет… – добавил почти шепотом.

Заболело, заныло сердце от дурного предчувствия. Заворочался под кожей потайной ключ. Степан и сам не заметил, как с силой сжал Артемию руку.

– Скажи мне правду, парень, – проговорил он почти просительно, – было у тебя с Настеной что-то или не было?

– Было! – снова ответил без запинки и даже высвободиться попытался, да только Степан держал крепко.

– А был ли в твоей жизни такой день или скорее даже ночь, чтобы ты себя не помнил?

– Вы сейчас, Степан Иванович, меня спрашиваете, не напивался ли я пьяным? Так я не пью! В рот даже не беру. У меня, знаете ли, отец был… – Артемий не договорил, лишь покачал головой. – Но память я однажды и в самом деле терял. Мы с Дмитрием как раз гостили в доме у Игната Васильевича. Да вы помнить должны, я вам тогда еще в карты проигрался.

Степан помнил. Игната тогда в Горяевском не было. Впрочем, в поместье он нынче появлялся крайне редко, носило его по сибирской земле, скупал все, что можно скупить. Все ему мало было золота, приисков, заводов, фабрик, женщин… Раньше-то Степан по слабодушию своему радовался этим частым отлучкам, а теперь вот задумался. И про Врана подумал. Где этот тать находился в тот вечер, когда мальчишка так внезапно потерял память?

Ответ получался только один. Это был страшный ответ. Артемий теперь уже сам сжал его руку, заговорил решительной скороговоркой:

– Вы не подумайте, Степан Иванович, я Анастасию очень сильно люблю! Я для нее все что угодно сделаю! Для нее и ее ребенка.

Сделает. Даром что сам еще мальчишка, но с железной сердцевинкой. И порядочный. Коли женится, никогда жену попрекать не станет чужим ребеночком. Или станет? Что Степан знает про то, как в семье заведено? Ничего не знает. Но делать что-то нужно. Вот с этими детьми бестолковыми. И с тем нелюдем, кто хочет им жизнь поломать.

– У тебя, Артемий, тогда, помнится, жар был? Нездоровилось тебе, оттого и в карты мне проигрался.

Ему ведь и в самом деле нездоровилось. Странный был мальчишка, словно сам не свой. И Дмитрий даже пытался его осмотреть, но Артемий отказался, сказал, что перегрелся на солнце, все пройдет.

– Был жар, Степан Иванович! – Он и сам за эту мысль ухватился, понял, куда Степан клонит. – Думаете, это я в бреду такое… натворил?

– Ну, отчего же натворил? – успокоил его Степан. – А в бреду всякое с человеком случиться может. Вот чувства твои к Настене и проявились.

– Так проявились, что я не помню ничего? – он и хотел и не хотел верить.

– Главное, что она помнит и тебя ни в чем не винит. Если ж все по любви, так чего уж теперь? Ты, главное, с предложением не тяни, не позорь порядочную девушку. А что не помнишь ничего, так это не беда. Сколько у вас с ней впереди…

Подействовали на Артемия Степановы слова, разволновался, аж из-за стола вскочил, а чернильницу так и вовсе опрокинул.

– Сделаю! – сказал с жаром. – Вот прямо сейчас и попрошу ее руки! Я же не знал, не думал даже… А она молчала… Да как же так?..

– Всякое бывает. – Степан тоже встал, пожал мальчишке руку, произнес со значением: – И про Настену ничего дурного не думай. Хорошая она девушка. Другой такой тебе не найти.

В тот момент ему думалось, что удалось хоть как-то помочь этим двоим. Если дите родится похожим на Настену, так и вовсе все может сладиться. А вот ему нужно еще кое-что сделать. Потому что кулаки чешутся, аж мочи нет терпеть! И потайной ключ острыми краями раздирает кожу. И воронье над садом кружится. Вернулись Врановы соглядатаи. Значит, и сам он уже недалече…

Вранова башня щерилась привычно открытой дверью, заманивала глупую жертву в свои липкие сети. Вот только Степан не жертва, а пограничник! Его голыми руками не возьмешь!

– В гости пожаловал? – послышалось за спиной. Он даже порог не успел переступить.

Оборачивался медленно, давал понять этой нежити, что не боится. Но потайной ключ уже не ворочался под кожей, а полыхал на руке во всю силу. Что, если и Врана попробовать ключом, как когда-то безвременницу? Вдруг получится?..

Но стоило встретиться с Враном взглядами, как стало ясно, против него потайной ключ – что рогатка против медведя. Другим чем-то нужно. Но здравые мысли – это одно, а ярость – совсем другое. И ярости своей Степан тут же дал волю: ухватил Врана за горло, прижал к каменной стене, зарычал в насмешливое, у очередного покойника украденное лицо:

– Как ты посмел?! Тебе Оксаны было мало, теперь за Настену взялся?

– А ты многое знаешь, пограничник. – Вран не испугался и вырваться не пытался. Казалось, его забавлял этот разговор. – Мне думалось, ты поглупее будешь, а оно вон как. И как тебе с Оксаной после меня? Что ты чувствуешь, когда ее в свою постель укладываешь? – он усмехнулся. – Что? Думал, ты один только чужие тайны знаешь? Так я тоже много чего ведаю. Молчу пока, до поры до времени, но могу ведь и рассказать. И как считаешь, кому из нас Игнат быстрее поверит? Что сделает с неверной женой? Что с дочкой ее сделает?

– С твоей дочкой, – прохрипел Степан.

– А пусть даже и моей, – согласился Вран. – Только мне, как и Игнату, дочка не нужна. Если хочешь, забирай себе обеих. Только на пути моем не становись! – сказал и дернул подбородком. Казалось, легонько, а Степан отлетел в сторону, рухнул на землю, словно с высокого дерева. Аж в голове загудело. Сначала загудело, а потом послышался насмешливый Вранов голос: – Я тебе, пограничник, жить не мешаю. Не трогаю ни бабу твою, ни ребятенка. А ты подумай, если вдруг трону? У Оксаны кожа тонкая, нежная, ну точно лайковая. А уж про девчонку я и вовсе молчу…

Вскочил на ноги. И откуда только силы взялись! Ринулся снова на Врана. И даже до кадыкастой шеи дотянуться сумел, зарычал в бешенстве:

– Если с ними, хоть одной из троих, что-нибудь случится, я тебя убью. Верь мне, найду способ! Не спасет тебя твоя Погоня, зубами рвать стану на мелкие клочки!