Татьяна Корсакова - Сердце ночи

И она его приняла в то утро, когда тьма из Врановой башни дотянулась уже до стен дома, встретилась с ловчими сетями, что бороздили пруд.

Что-то случилось. Их мужчины не вернутся. Не успеют им помочь. Значит, придется самим. Как получится…

Это был их последний ужин в поместье. Одновременно ужин и военный совет.

– Все, время вышло, – сказала ведьма. – Девочек нужно отсюда уводить.

– Как?! – В Оксанином голосе слышалось отчаяние. – Мы пробовали! Степан пробовал! Ничего не вышло. – Она уронила лицо в ладони. Рядом испуганно всхлипнула Настя.

– Есть способ. – На Оксану с Настей ведьма смотрела с жалостью. – Злате все ее силы понадобятся, чтобы удержать ирода в башне, а моих сил осталось совсем мало. Чтобы распутать пути, пусть даже на время, мне потребуются силы заемные.

– Наши? – в один голос спросили Оксана с Настей. – Мы согласны. – Даже думать не стали, даже спрашивать, какую цену придется заплатить. И только Злата знала, какая цена…

– Слушайте, девочки мои, – старуха говорила ласково, успокаивающе. – Слушайте и решайте. Вот он, – она указала скрюченным пальцем на Григория Анисимовича, – заберет детей. Времени на то, чтобы вывести их отсюда, будет мало. Долго я проход не удержу.

– Все сделаю, – кивнул Григорий Анисимович. – Остались лошади, резвые арабские скакуны. Мы с Оксаной Сергеевной и Анастасией Васильевной успеем.

– Нет, – ведьма покачала головой. – Детей увезешь ты один.

Воцарилась тишина. Такая тягостная и такая глубокая, что у Златы зазвенело в ушах.

– Вы останетесь, девочки, – сказала старуха. – Это вашу силу я заберу, чтобы открыть проход. Вычерпаю до самого донца, понимаете? Не станет вас после этого. Вас не станет, а у дочек ваших не станет матерей…

– Но отцы останутся? – стирая с бледной щеки слезу, спросила Настя. – И у них, наших девочек, будет нормальная жизнь?

– Так и будет.

– Мы согласны, – кивнула Оксана, обнимая Настю за плечи. – Делайте, что должно.

– Завтра утром. – Ведьма встала из-за стола, по очереди поцеловала каждую из них в лоб. – Проведите этот вечер с детьми, попрощайтесь. А на рассвете я приду.

…Она пришла, как и обещала, с первым рассветным туманом, отогнала посохом черные щупальца тьмы, встала у крыльца, на которое уже выходили Оксана с Настей. На руках они держали спящих дочерей. Злата прижимала к груди Надюшу. Все молчали. В тумане тревожно заржали лошади, и на подъездную аллею, цокая копытами, выехал экипаж, на козлах сидел Григорий Анисимович.

– Я готов, – сказал дрогнувшим голосом и спрыгнул с козел.

– Сейчас. – Из складок юбки ведьма достала три колечка, в каждое из которых была продета суровая нитка, повесила колечки девочкам на шеи, пояснила: – Заговоренное серебро, древнее. Если в какой из них сила проснется, серебро поможет ее в узде удержать или направить, куда следует. Чтобы не сгорели заживо от такой силищи. А теперь прощайтесь! Времени у нас мало.

Простились. Тихо, без слез, с нечеловеческой какой-то решимостью в глазах. И лишь когда пришло время отдавать дочерей Григорию Анисимовичу, не выдержали, дрогнули материнские сердца. Но ведьма оставалась словно глухой к этой безграничной боли.

– Дайте мне руки, – сказала она, когда девочек устроили в экипаже, а управляющий занял свое место на козлах. – Не бойтесь, милые, вам не будет больно…

…Им и в самом деле не было больно. Уходил румянец. Выбеливала некогда рыжие волосы седина. Кожа серела и покрывалась паутиной морщин, но лица оставались безмятежными. Им не было больно. Они покидали этот мир с надеждой…

Первой на землю опустилась Настя, следом Оксана.

– Трогай! – Голос ведьмы прогремел в тишине, словно гром. – Не медли!!!

Рассек воздух кнут, захрипели, рванули с места тонконогие скакуны, растворились в тумане, оставляя позади двух мертвых женщин и двух живых ведьм.

Златино сердце, казалось, остановилось. И время остановилось вместе с ним.

– Все, – послышался в этом безвременье усталый голос. – Они успели. Теперь, девочка, дело за тобой.

– Когда? – спросила Злата, вытирая мокрое от слез лицо.

– Сейчас. – Из заплечной сумки ведьма достала старую цепь, протянула Злате.

Вокруг черной башни клубилась тьма, превращая утро в глухую ночь. Тьма была живой, она ярилась, выла на разные голоса, хватала Злату за подол платья и волосы, пыталась оттащить прочь от двери. В этой тьме метались черные птицы, вспарывали острыми клювами кожу, вырывали куски плоти. Прежняя Злата, наверное, не дошла бы, не захлопнула проклятую дверь прямо перед рвущейся из темницы нежитью. Но нынешняя Злата знала, ради чего все это. Нынешняя Злата была сильной. Куда сильнее тьмы и птиц. Заскрежетала тяжелая цепь, обвивая кованые ручки, запечатывая Врана в башне, загоняя следом тьму и птиц.

Захотелось сесть, прижаться спиной к этой черной двери, закрыть глаза, умереть…

В лицо ткнулась кошка, замяукала, не позволяя провалиться в темноту.

– У тебя получилось, девочка. – На плечи легли почти невесомые ладони. – Ты все сделала правильно.

– Дети? – Только и хватило сил спросить.

– С ними все будет хорошо, а мне пора.

Пора. У каждой из них свой крест, своя судьба. Старуха уйдет в мир обычных людей, попытается найти Дмитрия, Степана и Арсения, попытается унять их боль. Если получится, если останутся у нее силы. Самые обычные – человеческие, потому что ведьмовских больше нет и вряд ли когда-нибудь появятся. Выгорела бабушка, дотла выгорела.

Злата тоже выгорела. Может, так оно и лучше? Может, с пепелищем вместо души в этом темном месте будет проще. Ведь обе они знают – нет Злате больше пути из Горяевского. Кто-то должен присматривать за башней и за тем злом, что в ней заточено. Изнутри присматривать, веками. Дозором обходить эти черные стены, ухаживать за домом и могилами Оксаны и Насти, пытаться не сойти с ума, надеяться…

Не работала волшебная вещица. Не работала! Степан вдоль и поперек исходил проклятое болото, сжимая в кулаке наконечник, представляя замок. Без толку! А топь насмехалась, напускала туману, водила кругами, заманивала черными колодцами гнилой болотной воды, предлагала нырнуть, поискать самому. А если не получится, так и остаться там, под водой. Что ж возвращаться в мир людей, когда в этом безмолвном мире и так хорошо?

И безвременники ходили следом, как привязанные. Приближаться боялись, но не отступались. Их было много, так много, что в одиночку не управиться. Оттого и спал Степан вполглаза. Считай, и не спал вовсе, в сером туманном мареве потерял счет дням, сбился с пути. Раньше вот видел все тайные тропы, а теперь не получалось. От усталости хотелось лечь прямо в болотную жижу, закрыть глаза, прислушаться к колыбельной, что пела ему топь, заснуть навсегда. Уже и ложился, и глаза закрывал, но в самый последний момент вскакивал, хватался за охотничий нож, принимался кромсать туман и выплывающих из него безвременников. Кричал в голос, до сипа, до боли в горле. Только чтобы не уснуть, не поддаться мороку, не провалиться в беспамятство.