Кэтрин Арден - Медведь и Соловей [litres]

– Надеешься меня испугать, Карачун? – спросил медведь.

– Я могу выгадать время, Вася, – сказал ветер Васе на ухо, – но не знаю, сколько именно. В середине зимы я был бы сильнее.

– Времени не было. У него моя мачеха, – объяснила Вася. – Я забыла: она тоже может видеть.

Внезапно она заметила, что в лесу появились новые лица, на самом краю поляны. Там оказалась нагая женщина с длинными влажными волосами и существо, похожее на старика с древесной кожей. Там был водяной, повелитель рек, с громадными рыбьими глазами. Там были и полевик, и болотник. Были и другие – дюжины других. Существа, похожие на воронов, и существа подобные камням, и грибам, и сугробам. Многие ползли туда, где белая кобылица встала рядом с Васей и Соловьем, собирались у их ног. У нее за спиной удивленно присвистнул Алеша.

– Я их вижу, Вася!

Однако медведь тоже заговорил голосом, подобным человеческим воплям. И часть чертей пошли к нему. Болотник, злобное существо трясин.

И… у Васи оборвалось сердце… русалка с диким, пустым, похотливым выражением на милом лице.

Черти выбирали сторону, и Вася видела, как напряжены их лица. «Хозяин зимы. Медведь. Мы придем». Вася чувствовала, что все они готовы ринуться в бой – кровь у нее вскипела. Она слышала их голоса. И белая кобылица тоже ступила вперед с Морозко на спине. Соловей вставал на дыбы и рыл копытом землю.

– Уходи, Василиса, – сказал ветер голосом Морозко. – Твоя мачеха должна жить. Скажи брату, что его сабля не возьмет мертвую плоть. И… не умирай.

Девушка подалась вперед, и Соловей рванулся с места в карьер. Медведь встал на задние лапы, и на поляне воцарилась неразбериха. Русалка набросилась на водяного, своего отца, и впилась в его бородавчатое плечо. Вася увидела, как ранили лешего: из его вспоротого туловища полилось что-то вроде живицы. Соловей несся вперед. Доскакав до лужи крови, он резко остановился.

Упырица подняла голову и зашипела. Анна с посеревшим лицом лежала под ней, заляпанная глиной, неподвижная. Дуня была покрыта кровью и грязью, а по ее лицу пролегли дорожки от слез.

Анна медленно выдохнула, что-то булькнуло внутри нее. Горло было разорвано. За спиной раздался торжествующий рев медведя. Дуня пригнулась, словно готовая к прыжку кошка. Вася поймала ее взглядом и соскользнула со спины Соловья.

«Нет, Вася! – запротестовал жеребец. – Садись обратно».

– Лешка, – сказала Вася, не отрывая взгляда от Дуни. – Иди и сражайся с остальными. Соловей меня защитит.

Алеша спрыгнул с Соловья.

– Нет уж, я тебя не брошу, – заявил он.

Часть тварей медведя окружили их. Алеша издал воинственный клич и замахнулся саблей. Соловей нагнул голову, словно готовый к нападению бык.

– Дуня! – позвала Вася. – Дуняша!

Она смутно слышала, как крякнул рядом Алеша, вступая в бой. Откуда-то донесся вой, похожий на волчий, крик, похожий на женский. Однако они с Дуней оказались словно в коконе тишины. Соловей рыл землю копытом, прижав уши к голове.

«Эта тварь тебя не узнает», – сказал он.

– Узнает! Я точно знаю, что узнает! – Ужас на лице упырицы боролся с жадной жаждой крови. – Я просто объясню, что ей можно не бояться. Дуня! Дуня, послушай! Я знаю, что тебе холодно и страшно. Но разве ты меня не помнишь?

Дуня тяжело дышала, а в ее глазах горело адское пламя.

Вася вытащила нож и с силой полоснула по венам на запястье. Кожа чуть сопротивлялась, но поддалась, и хлынула кровь. Соловей инстинктивно попятился.

– Вася! – вскрикнул Алеша, но она его не слушала.

Она сделала большой шаг вперед. Ее кровь алым дождем упала на снег, на глину, на подснежники. За спиной Соловей встал на дыбы.

– Вот, Дуняша, – проговорила Вася. – Вот. Ты голодная. Ты часто меня кормила. Помнишь?

И она протянула мертвой кровоточащую руку.

А потом думать стало поздно. Существо схватило ее руку, словно жадный ребенок, впилось ей в запястье и принялось пить.

Вася замерла неподвижно, отчаянно стараясь не упасть.

Существо кормилось и скулило. Оно скулило все сильнее и сильнее, а потом вдруг резко оттолкнуло ее руку и попятилось. Вася пошатнулась: у нее кружилась голова, в глазах мелькали темные мушки. Однако Соловей оказался за спиной и не дал упасть, встревоженно подталкивая носом.

Запястье у нее оказалось погрызено, словно попавшая к собаке кость. Стиснув зубы, Вася оторвала тряпицу от рубахи и туго перетянула рану. Она слышала свист Алешиной сабли. Напор врагов подхватил ее брата и оттеснил от нее.

А потом раздался крик ярости.

Адское пламя в глазах упырицы потухло. Кровь на лице потрескалась и осыпалась хлопьями.

– Моя Марина, наконец-то. Ты так долго!

– Дуня! – откликнулась Вася. – Я рада тебя видеть.

– Марина, Маришка! Где я? Мне холодно. Мне было так страшно…

– Все хорошо, – сказала Вася, стараясь не заплакать. – Все будет хорошо. – Она обняла существо, пахнущее смертью. – Теперь уже можно не бояться. – Вдали раздался рев. Дуня дернулась у Васи в объятиях. – Ш-ш! – сказала Вася, словно успокаивая ребенка. – Не смотри туда.

На губах у нее ощущался вкус соли.

Внезапно рядом с ней возник Морозко. Он часто дышал, и вид у него был такой же исступленный, как у Соловья.

– Ты – сумасшедшая дура, Василиса Петровна, – сказал он.

Захватив горсть снега, он прижал его к ее кровоточащей руке. Снег тут же смерзся, останавливая кровь. Смахнув лишнее, Вася обнаружила, что ее рану защищает тонкий слой льда.

– Что случилось? – спросила Вася.

– Черти держатся, – мрачно ответил Морозко, – но так будет недолго. Твоя мачеха умерла, так что медведь освободился. Он вырвется скоро, очень скоро.

Сражение снова вернулось на поляну. Духи леса рядом с громадным медведем казались детьми. Он вырос: казалось, его плечи рвут небо. Он схватил полевика своими мощными челюстями и отшвырнул в сторону. Русалка стояла рядом с ним, издавая невнятный вопль. Медведь запрокинул громадную косматую голову.

– Свободен! – взревел он, рыча и хохоча.

Он схватил лешего, и до Васи донесся треск расщепляемого дерева.

– Значит, вы должны им помочь! – огрызнулась Вася. – Зачем вы здесь?

Морозко прищурился и ничего не ответил. На мгновение Васе пришла в голову нелепая мысль, будто он вернулся, чтобы помешать ей погибнуть. Белая кобылица прижалась носом к морщинистой Дуниной щеке.

– Я тебя знаю, – прошептала старушка лошади. – Ты такая красивая!

А потом Дуня заметила Морозко, и в ее взгляде снова появился страх.

– И тебя я тоже знаю, – сказала она.

– Ты больше меня не увидишь, Авдотья Михайловна, как мне очень хочется надеяться, – сказал Морозко, однако голос его был мягким.

– Заберите ее, – поспешно попросила Вася. – Дайте ей по-настоящему умереть, чтобы ей больше не бояться. Смотрите: она уже начала забывать.