Джон Коннолли - Музыка ночи [litres]

Фонсли отвлекся от писанины и поднял на меня смиренно-тоскливые глаза педанта. Для него было неважно, что меня вызвал к себе его хозяин. Для Фонсли весь свет был неудобством, а люди являлись фиглярами и шутами, посланные ему для испытания.

– Мистер Сотер, – вымолвил он, накренив голову так, что облачко перхоти спорхнуло с макушки и смешалось с чернилами.

– Мистер Фонсли, – отозвался я, кладя шляпу на голый, без обивки стул. – Я полагаю, он меня ожидает.

Взгляд клерка давал понять, что со стороны мистера Куэйла такой поступок – серьезное упущение, а потому, помедлив, он отложил в сторону свою авторучку.

– Я дам ему знать, что вы здесь.

Он поднялся со стула, будто его поддернуло кверху, а не подтолкнуло снизу. При такой худобе и легкости поступь Фонсли была почти беззвучной. Постучавшись в дверь кабинета, он затаился в ожидании, пока изнутри не донеслось приглушенное разрешение войти. Фонсли тактично просунул голову в зазор двери – с легкой робостью, как бедолага, проверяющий размер гильотины. Последовал негромкий обмен репликами, и тогда Фонсли отступил на шаг и с некоторой неохотой пригласил меня вступить в святая святых.

Кабинет у Куэйла оказался меньше, чем можно было ожидать, и темнее, чем могло бы вменять благоразумие человеку, желающему сберечь остаток зрения. Окна в обрамлении плотных бордовых портьер, перехваченных бронзовыми петлями, пропускали треугольные клинья света, ложащиеся сквозь мутноватые стекла на письменный стол Куэйла. С трех сторон комнату обступали полки с книгами, а звук моих шагов поглощал персидский ковер. Нигде не было заметно ни пылинки, хотя за все свои посещения данной конторы я ни разу не сталкивался с уборщицей. Оставался только Фонсли, но я не мог его представить на стремянке и с тряпкой.

Вот ведь загадка.

Стол Куэйла был огромным сооружением из почерневшего от старости дерева. Целые поколения Куэйлов восседали за ним, обдумывая способы, как бы повернуть тот или иной закон во благо их клиентов, а значит, и их самих (конечно, правосудие не было для них проблемой). Вероятно, здесь решалась и участь несчастного месье Кувре… Думаю, в самый судьбоносный момент в арке замаячила древняя копия сегодняшнего Фонсли, при этом клерк прятал в складках плаща мешочек монет, необходимый для свершения приговора.

Куэйл для своих шестидесяти с чем-то зим был на удивление элегантен (если сказать «шестьдесят весен» или «шестьдесят лет», то это будет неточно: Куэйл был человеком именно голых деревьев и заледенелой воды).

Куэйл достигал примерно шести футов в высоту и оказался одним из немногих, кто мог смотреть на меня в упор, однако эта оценка скорее умозрительна: стоял он передо мной редко, а глаза скрывал за темными очками. Волосы у него отливали антрацитово-черным цветом и чуть припахивали гуталином, которым он скрадывал седину. Зубы, наоборот, снежно-белые и ровные, а кожа бледная до прозрачности – я порой думал, что при более ярком освещении могу разглядеть кровеносную систему Куэйла во всей ее нежной красе. Но в сумрачности кабинетных владений его сосуды и артерии проглядывали лишь едва, призрачным намеком, подобно теням ветвей на снегу.

И, повторяю, отраженные зайчики света на линзах его очков в черной же оправе прятали от меня его глаза.

Слева от Куэйла в красном кожаном кресле сидел еще один человек, разменявший третий десяток лет. Одет аристократично, но туфли, хотя и начищенные, – с истрепанными подметками, а костюм уже с годок как вышел из моды. Тем не менее юноша вдел в петлицу гвоздику. Получается, парень не без гроша, но денег все равно в обрез: хватает на чистку обуви, но свободно купить новую пару средства не позволяют. Если честно, симпатией я к нему не проникся: глаза с какой-то тягучей сонной поволокой – не поймешь, что на уме, а подбородок уперт практически в шею. Никогда не доверяй человеку, который, находясь в одной комнате с двумя, доводит число подбородков до трех.

– Милости прошу, мистер Сотер, – с вальяжной радушностью приветствовал меня Куэйл. – Позвольте вам представить: Себастьян Форбс. Его дядя, Лайонел Молдинг, – один из моих клиентов.

Форбс поднялся и протянул мне руку. Пожатие оказалось крепче, чем я ожидал, хотя он, вероятно, просто вложил в него чуть большее усилие.

– Очень рад познакомиться, мистер Сотер, – вымолвил он в свойственной подобным субъектам манере, которым приветствие всегда кажется чересчур длинным и потому лучше бы через него перескочить.

– Аналогично, сэр, – коротко ответил я.

– Мистер Куйэл рассказывал, что вы поспособствовали разрешению недавнего конфликта.

– Это был мой долг. Зачем преувеличивать.

– В каком полку изволили служить?

– В сорок седьмой дивизии.

– Вот они – истинные лондонцы! Стойкие парни. Артуа, Фестюбер, Лис, Сомма [46] Места сражений британской армии в Первой мировой войне. .

– Вы тоже воевали, сэр?

– К сожалению, нет. Моя осведомленность основывается исключительно на чтении. Для призыва, увы, оказался слишком молод.

Одного взгляда на этого ферта мне хватило, чтобы определить: из ребят, которые вместе со мной воевали, многие и сейчас, будь они живы, были б моложе его. Но я промолчал. Если он изыскал способ избежать той кровавой бойни, то впору ему позавидовать. Я сквозь нее прошел, а если б знал, что мне предстоит пережить, то драпал бы без оглядки. Дезертировал бы к чертовой матери: пусть сами рвутся в клочья, кому охота.

– Значит, вы, ребята, рубились при Хайвуде? – продолжал любопытствовать Форбс.

– Да, – ответил я.

– Ну и мясорубка была.

– Ага, – снова кивнул я.

– После этого Бартера [47] Чарльз Бартер (1857–1931) – генерал-майор, в годы Первой мировой войны командовал 47-й дивизией британской пехоты, участвовавшей в битве при Сомме (1916). сняли с командования?

– Да, сэр. За немотивированные потери личного состава.

– Болван был, каких поискать. Конченый.

– Не такой конченый, как Палтни [48] Уильям Палтни (1861–1941) – британский генерал в годы Первой мировой войны. .

– Бросьте! Сэр Уильям – прекрасный солдат.

– Сэр Уильям – упертый тупица, обрекший на смерть тысячи людей, которым бы жить да жить.

– Смею заметить, что леди Джесси Арнотт была подругой моей покойной матери.

Арнотты. Мне смутно вспомнилось, что Палтни вроде бы сыграл свадьбу с одной из женщин данного семейства. Где же я об этом читал? Наверное, в светской хронике. Точно. И поэтому испортил себе аппетит перед завтраком.

Пока разлад не успел усугубиться, Куэйл сухо кашлянул.

– Прошу вас, присаживайтесь, мистер Сотер. И вы, мистер Форбс.

– Я требую извинений, – уперся ферт.

– На каком, простите, основании? – учтиво поинтересовался Куэйл.