Джон Коннолли - Музыка ночи [litres]

Элиза повернулась ко мне спиной, явив обнаженное тело, охваченное жаром. Материал льнул к коже, и не успел я двинуться, как она бросилась в сияние пламени. Когда я сумел оттащить ее от камина, лицо ее превратилось в обугленную маску.

Элиза умирала. Ее плоть мучительно содрогалась, а вокруг уже сочувственно занимались огнем книги.

И тогда я убрался восвояси, предоставив им всем право гореть.

13

На улице до меня донеслись громкие вопли и звон лопающихся оконных стекол.

Когда я отошел примерно на полмили, моего слуха достиг шум пожарных машин.

Возвращаться в съемное жилище мне не хотелось. Да и незачем. Пистолет при мне, а кое-какая запасная одежда оставалась в доме Молдинга. Мои дела в городе фактически завершены. Правда, оставалось кое-что еще.

Подумав, я пешком направился в контору адвоката Куэйла.

Когда до пункта назначения было около мили, я начал ощущать, что меня кто-то преследует.

Обернувшись, я увидел девочку в сине-белом платьице, шагах в тридцати позади меня. Она шагала по другой стороне улице спиной вперед, так что ее лица я не видел.

Спустя полминуты из затенения между уличными фонарями, примерно на таком же расстоянии, выступил мальчик. Он двигался по моей стороне дороги, причем так же, как и девочка. На нем были короткие штанишки и белая рубашка. Движения мальчика были угловатые и неестественные, мне они напомнили обратную перемотку кинофильма.

Мальчик, как и девочка, похоже, догадался, что замечен, и прекратил движение, застыв с приподнятой ногой. Лишь теперь я понял, что он, оказывается, еще и бос, а ступни у него деформированы. Примерно как у виденных мной в окопах солдат, они были раздуты, словно от гангрены, или искривлены из-за неправильно сросшихся костей. Ноги девочки тоже оказались босы, вдобавок она еще и косолапила, что придавало ей сходство с крупным бледным пингвином.

– Уходите! – заорал я им и добавил: – Живо! В такой час дети вдали от дома не разгуливают.

Но, еще не договорив, я почувствовал, что где бы ни был их дом, он находился далеко отсюда. И может статься (если права Элиза Дануидж), что это испокон и есть их родной дом, а я в нем – лишь приблудный, незваный гость.

Поворачиваться к ним спиной я не рискнул, поэтому начал пятиться. Думаю, кто-нибудь из случайных прохожих при виде нас наверняка бы остолбенел, однако на улице, кроме меня и детей, никого не было. Одновременно со мной возобновили движение и мальчик с девочкой – их суставы хрустко потрескивали, будто за столь короткий период их конечности успели обрасти ледком. Паренек постепенно приближался своей шарнирной походкой, а девочка торопливо ковыляла вразвалку и смахивала не на пингвина, а на жабу, освоившую тяжкий труд вертикальной ходьбы, – впечатление, усиленное ее раздутостью.

И тогда я сорвался на бег. Да, вот так показал тыл и дал деру. Они припустили следом, размеренно шлепая ступнями по мостовой. Мысленно я молился, чтобы появился хоть кто-нибудь встречный – пусть хоть ночной гуляка, который вынудит их оставить меня в покое или, по крайней мере, подтвердит, что я не окончательно рехнулся. Но Лондон вымер – ни людей, ни кебов, ни хотя бы телеги с клячей. Город впал в сонное оцепенение, а может, известный мне когда-то Лондон растворился и исчез, сменившись тенью себя самого, в которой обитали только изуродованные дети и незрячие люди.

Я бежал до тех пор, пока не выбился из сил. Преследователи, кажется, отстали. Я остановился, упершись руками в колени, и навзрыд, прерывисто дышал. Легкие у меня стали слабоваты. Во Францию я прибыл молодым парнем, но за считаные годы превратился в старика. Впереди открывался Уэст-Энд: уж здесь-то люди должны быть в любое время суток, кроме того, скоро рассвет. Я на всякий случай обернулся – не идет ли кто сзади – и поплелся вперед.

Народ там, конечно, был, и во множестве. Но мне не следовало расслабляться: до людных мест было все-таки далековато.

Я перечел немало страшных историй, всяких ужастиков по цене в пенни. Те ребятишки – если они были таковыми – обошли меня, как лазутчики на войне, ища выгоду подступиться к врагу с неожиданного ракурса. От меня они находились в десятке футов, стоя ко мне спиной, но уже начали медленное вращение (да-да, вращение, как гирьки, подвешенные на веревочке) – и тогда я смог разглядеть их физиономии.

Чудовищные отпрыски, гнусные звероподобные уродцы. Мелкие бусины глаз, произвольно раскиданные по верхней части головы – по дюжине или больше, торчат как изюминки в тесте. Носов нет, а на их месте – двойные щелки, разделенные перемычкой. Рты – безгубые гримасы, растянутые над изогнутыми, как у грызунов, зубами с острыми клыками по бокам – напоминали ядовитые паучьи жвала.

Время поджимало. Меня пронизал первобытный страх. Я направил ствол в личину девчонки и нажал на курок. Пуля угодила ей в лоб и вылетела со струйкой жидкости не красной, но желтой, как внутренности насекомых. Девочка беззвучно опрокинулась навзничь, а мальчишка с нутряным воплем ринулся на меня. Я выстрелил и в него, но выродок метнулся столь прытко, что пуля попала ему в плечо. Однако он шмякнулся наземь, и мне пришлось его добивать (он яростно извивался, щелкая зубами, наверное, даже при смерти силился меня истерзать).

Управившись с ними, я оттащил трупы в проулок и спрятал за мусорным ящиком, воняющим гнилью. Звать полицию я не решился. К тому же мне не хотелось пускаться с ней в разъяснения.

Я знал, что надо разыскать « Атлас» – найти его и уничтожить.

14

Фонсли, по всегдашнему своему распорядку, прибыл первым. Пробило девять.

Я несколько часов провел в ожидании, свернувшись в углу мрачного двора – его закрытых дверей и темных, задраенных ставнями окошек, напоминающих лики спящих каменных истуканов. Попытка влезть в контору Куэйла успехом не увенчалась: замок надежно пресек мои поползновения.

Куэйл скаредничает на всем, кроме своей безопасности.

К Фонсли я приблизился со спины в тот момент, когда он нашаривал в кармане ключи. Мое присутствие выдала тень на двери. Он рывком ко мне обернулся, а его и без того бледное лицо посерело.

– Вы? – выдохнул он.

Голос заметно дрожал, а ключи позвякивали в руке. Не сводя с меня глаз, он тщетно пытался попасть ими в замочную скважину.

– Я пришел к Куэйлу. Мне от него кое-что надо.

– Вам здесь нечего делать.

– Ошибаетесь. Дело у меня крайне важное – куда важнее, чем вы можете себе вообразить. Я понял, что случилось с Молдингом. У меня есть информация. Я близок к цели. И могу остановить хаос. Мир меняется, но я могу все исправить.

– Что вы несете, – затараторил Фонсли. – Прошел почти месяц. Месяц! Мы вам доверились, дали вам деньги, а вы исчезли. Ни единой весточки не прислали! А ведь я вас предупреждал! Вы, надеюсь, не забыли? Я объяснил, чего от вас ждут.