Нил Гейман - Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

– Какая нелепость! – отозвалась Зофья.

Она была, как минимум, на два фута выше библиотекарши, которую мне даже стало немножко жалко. В конце концов, Зофья только что стянула семидневную книгу, которую не вернет, возможно, несколько сотен лет. Мама всегда очень ясно давала понять, что это моя работа – защищать окружающих от Зофьи. По сути, прежде, чем стать стражем сумочки, я была стражем собственной бабушки.

Библиотекарша схватилась за сумочку – маленькая-то она маленькая, зато довольно сильная – и как следует дернула. Зофья потеряла равновесие и повалилась на письменный стол. Я глазам своим не поверила: ах так, кому угодно, оказывается, можно трогать волшебную сумочку – только не мне! Хороший же из меня получится хранитель!

– Женевьева… – сказала Зофья.

Она очень крепко вцепилась мне в руку, я подняла глаза: она была бледна и как-то вся шаталась.

– Мне от всего этого очень нехорошо. Доведи до маминого сведения, что я так и сказала.

Потом она добавила еще кое-что, но, подозреваю, это было на бальдерзивурлекистанском.

– Я видела, как вы положили книгу сюда. Вот прямо сюда! – объявила библиотекарша и, открыв сумку, заглянула внутрь.

Оттуда раздался долгий, одинокий, свирепый и совершенно безнадежный вопль ярости. И, честное слово, я больше никогда в жизни не захочу услышать этот звук. Все головы вокруг поднялись. Библиотекарша как-то захрипела и отшвырнула сумочку подальше. Струйка крови выбежала у нее из носа, капля упала на пол. Первой моей мыслью было: нам крупно повезло, что сумка приземлилась закрытой. Уже потом, позже, я пыталась вспомнить, что такое сказала Зофья. Бальдерзивурлекистанский у меня не слишком хорош, но, мне кажется, она пробормотала что-то вроде: «Черт. Тупая библиотекарша. Придется пойти, разобраться с проклятой псиной». То есть, возможно, именно это дальше и произошло. Какая-то часть Зофьи отправилась туда, разбираться с ободранной собакой. Может быть, они сражались, и Зофья победила и закрыла сумку. А, может, они подружились… кормила же она ее попкорном в кино. Может, она, эта бабушкина часть, и сейчас еще там.

А в библиотеке случилось вот что: Зофья тихонько вздохнула и закрыла глаза. Я помогла ей опуститься на стул, но, мне кажется, Зофьи с нами уже не было. Я поехала с ней на «Скорой», когда «Скорая», наконец, соизволила явиться, и, клянусь, ни единой мысли о сумке не мелькнуло у меня в голове – пока в больницу не приехала мама. Я ей ни слова не сказала, просто оставила рядом с Зофьей, которая возлежала на кровати в кислородной маске, и бегом кинулась обратно в библиотеку. Конечно, та уже закрылась. Я пробежала ту же дистанцию еще раз, до больницы, но вы и так уже догадались, что я там застала, да? Зофья умерла. Ненавижу это писать. Моя высоченная, смешная, прекрасная, книгокрадущая, скрабблоиграющая, сказкорассказывающая бабушка – умерла.

Вы-то ее никогда не знали… Вам, наверное, интересно, насчет сумочки – что с ней случилось и так далее. Я по всему городу расклеила объявления, будто у меня собака потерялась, но все напрасно. Мне так никто и не позвонил.

Вот такая история. Я и не ожидала, что вы поверите хоть слову.

Вчера вечером приходили Натали и Наташа, и мы играли в скраббл. Они эту игру вообще-то не любят, но чувствуют, что это типа как их обязанность – развлекать меня. Я выиграла. Когда они ушли, я перевернула все плашки пустой стороной вверх и начала вынимать по семь штук за раз. Попробовала было придумать вопрос, но выбрать какой-то один так и не смогла. Слова тоже получились не ахти, и я решила, что они вообще не английские. Бальдерзивурлекистанские, какие же еще.

И вот стоило мне прийти к такому выводу, как все стало кристально ясно. Первым я выложила « кириф », что означало «хорошие новости», потом вытащила «б», «о», «л», «е», «ф», еще одно «и» и «з», так что «кириф» удалось переделать в «болекирифиз», а это уже « благой результат сочетания прилежных усилий с терпением ».

Я найду волшебную сумочку – плашки так сказали. Я пойму, как работает защелка, уйду внутрь, устрою себе свои собственные приключения и спасу Джейка. И до нашего возвращения времени снаружи почти никакого не пройдет. Может, я даже сумею подружиться с этой несчастной псиной и попрощаться – как следует, по-настоящему – с Зофьей. Снова объявится Рустан и будет очень жалеть, что пропустил ее похороны, и на сей раз ему достанет храбрости рассказать моей маме всю правду. Он признается, что он ее отец. Не факт, что она ему поверит, и не факт, что вам надо верить мне. Обещайте, что не поверите ни единому слову.

Келли Линкживет в Нортхэмптоне (штат Массачусетс) на старой ферме. Она автор сборника рассказов «Все это очень странно» и редактор антологии Trampoline . Вместе с мужем, Гэвином Грантом, она издает выходящий дважды в год журнал Lady Churchill’s Rosebud Wristlet , а недавно Терри Виндлинг выбрала их своими преемниками на посту выпускающего редактора фэнтези-половины альманаха «Лучшие фэнтези и страхи года» (за хоррор-половину продолжает отвечать Эллен Датлоу).

Вебсайт Келли – www.kellylink.net

Не знаю, верю ли я в фэйри или нет. Я определенно верю в людей, которые, как Артур Конан Дойл, верят в фэйри, но с другой стороны, признаюсь, фея Динь-Динь мне никогда не нравилась. Если они где и водятся, так это в Исландии – или да, в Одежном квартале. А из романов о фэйри я больше всего люблю «Крепость погибели» Элизабет Мэри Поуп, «Огонь и болиголов» Дианы Уинн Джонс [44], «Зачарованную» Холли Блэк, и «Войну за дубы» Эммы Булл. Вдохновением для «Волшебной сумочки» послужил рассказ Джоан Айкен «Люди в замке».

Келли Линк

[45]

Тап Сматтерпит уселся на заду телеги торговца каштанами, где спину грела жаровня. Он вспудрил себя щепотью тертого гламора, чтобы старик-хозяин на облучке принял его за одного из бесчисленных ребятишек, рыщущих по Ковент-Гарденскому рынку, а не за одного из Народа. И пока осел медленно трюхал сквозь толпу, мерное покачивание телеги и неумолчное тиканье жилета совсем убаюкали Тапа, и он решил немного соснуть, не обращая внимания на крики продавцов, нахваливающих свой товар.

Он подпихнул под затылок шляпу с гнутой остроконечной тульей (некогда мерцающего жемчужно-серого цвета, а ныне выцветшую до пепельного), так что она сползла с крутых рыжих кудряшек на глаза, но тут из одного из многочисленных карманов его куртки донесся часовой звон. Тап застонал – ни минуты покоя! – и вытащил те часы, что для всяких греховодств.