Татьяна Корсакова - Вранова погоня [litres]

В общей сложности он насчитал тридцать две мертвые птицы. Кошка не только знала свое дело, кошка была рекордсменкой! За это ей полагался сытный ужин, вот только Никита подозревал, что она уже и так наелась на пару дней вперед. Мусорный мешок он поставил у запертой двери, выходить наружу не было никакого желания. Да и дел у него еще полным-полно.

Пока Никита возился с птицами, Эльза прибралась в комнате, вымыла полы, затерла кровавые пятна. На ее футболке тоже кое-где виднелись следы крови. Он очень надеялся, что птичьей. А еще надеялся, что они сегодня не подцепили какой-нибудь орнитоз или, не дай бог, бешенство! Ведь нормальные птицы себя так не ведут.

– Нужно будет привиться, – сказал он, подходя к Эльзе.

– От чего? – спросила она.

– От бешенства. На всякий случай.

– Ты их не выбросил?

– Кого?

– Птиц.

– Пока нет. Утром закопаю где-нибудь в лесу. А парочку отвезу в город на экспертизу.

– Хорошо. – Эльза вздохнула с явным облегчением. Она вообще выглядела странно, словно бы произошедшее не напугало ее до чертиков, а, наоборот, приободрило.

– Что же тут хорошего? – Никита поймал ее руку, принялся изучать раны. Ничего особенного, поверхностные царапины. У него покруче будут, похоже, останутся шрамы.

– Мне нужно будет утром убедиться. – Эльза тоже рассматривала его раны. С каким-то почти садистским удовольствием рассматривала!

– В чем убедиться?

– В том, что это все, – она обвела комнату взглядом, – настоящее.

– А моих боевых ран тебе мало?

– Птицы важнее.

Он ничего не ответил, лишь молча пожал плечами. Хотя, сказать по правде, ему бы тоже убедиться в том, что все это настоящее. Уж больно мало оно на настоящее походит. А вот Эльза – удивительное дело! – выглядит хорошо, почти нормально выглядит. Кризис миновал? Или клин клином вышибают, и теперь у них с ней один глюк на двоих? Или на троих, если считать кошку. Кстати, кошка в этой вакханалии тоже пострадала, на тощем боку Никита заметил запекшуюся кровь. Эту рану тоже стоило бы обработать, но, памятуя о тридцати двух мертвых птичках, Никита не решился. Залижет, если что. Или пусть Эльза с ней сама разберется.

Впервые за день он подумал об Эльзе как о нормальном человеке, а не как о человеке, нуждающемся в психиатрической помощи. Может, оно как-нибудь само собой рассосется?

– Мне нужно в душ. – Он посмотрел сначала на свою окровавленную футболку, потом на Эльзу. – Ты ведь не наделаешь глупостей?

Привязывать ее снова ох как не хотелось, но если придется…

– Не волнуйся, я не наделаю глупостей. – Она продолжала гладить свою кошку, вид у нее был серьезный и сосредоточенный.

– Вот и хорошо. – До окончательного «хорошо» было еще далеко, но уже хоть что-то. – Я быстро.

– Никита! – Он уже стоял в дверях, когда Эльза его окликнула: – Никита, как он выглядел?

– Кто?

– Человек, который привел птиц.

Формулировка вопроса была как минимум необычной. Человек, который привел птиц… Но с другой стороны, этого человека Никита видел своими собственными глазами. И птичек тоже видел.

– Я его не рассмотрел. Было темно.

– Но ты видел! – Эльза напряглась, перестала гладить кошку, и та недовольно заворчала.

– Кого-то видел. Кажется.

– У него нет лица. Вместо лица у него такая-то маска с огромным клювом, как у чумного доктора.

– У чумного доктора еще есть шляпа. – Сказал и сам удивился тому, что сказал.

– А у Черного человека есть плащ! – Казалось, Эльза сейчас или снова рассмеется, или разрыдается. Никита не хотел видеть ни того, ни другого, поэтому спешным порядком ретировался в ванную.

Мылся он быстро, с полуприкрытой дверью. Мылся и прислушивался к тому, не донесутся ли снаружи какие-нибудь странные звуки и шорохи. Звуки определенно доносились, кажется, с кухни. Испачканную футболку он сунул в стиральную машину, наспех вытерся, влез в джинсы и вышел из ванной.

На кухне горел свет, отблески его падали на плитку коридора, подкрашивали ее золотом. Никто не кричал и не выл, и гром гремел уже едва слышно, где-то совсем далеко. На всякий случай Никита заглянул в спальню-палату – ни Эльзы, ни кошки там не оказалось. Или снова сбежали, или перебазировались.

Перебазировались. Кошка заняла наблюдательную позицию на подоконнике, а Эльза сидела на барном стуле, с отстраненной сосредоточенностью смотрела на газовую плиту.

– С легким паром, – сказала, не глядя на Никиту.

– Спасибо. – Он сел напротив, подпер кулаком подбородок, спросил: – Хочешь есть?

Сейчас она скажет, что не голодна, что ей нужна доза, и вся магия этого почти домашнего, почти обывательского мгновения развеется как дым. Придется снова привязывать, капать и мониторить. А потом отчитываться другу Ильюхе о проделанной работе. Но она вдруг кивнула, сказала осипшим голосом:

– Не помню, когда ела.

– Давно. – Выпирающие ключицы и острые лопатки – лучшее тому подтверждение.

– Мне не хочется… – Дрожащий палец с обгрызенным ногтем рисовал на мраморной столешнице затейливые узоры, кажется, что-то кельтское. – Я боюсь, что меня снова вырвет.

– Начнем с малого. – В холодильнике он видел куриный бульон, то ли заботливо сваренный, то ли предусмотрительно заказанный адвокатом Никопольским.

Тихо тренькнула микроволновка, принимая в свое нутро тарелку с бульоном, тостер после недолгих раздумий выплюнул подрумяненный до нужного состояния тост.

– Вот, ешь! – Никита поставил перед Эльзой тарелку, положил тост.

Прежде чем взяться за ложку, она долго присматривалась, принюхивалась, прямо как кошка, а потом сказала:

– Я попробую.

– Пробуй.

– А потом кофе.

– Если съешь десять ложек.

Она съела. Давилась, морщилась, зеленела, но ела. Так хотела кофе? Или просто приняла решение стать человеком? Пусть бы второе!

А ему самому хотелось выпить. Нет, не так! Не выпить, а напиться до чертиков. Вот обрадовался бы Никопольский, обнаружив их утром никакущих, споткнувшись на пороге об мусорный мешок, полный дохлых птиц. Ну и про выпачканные кровью окна не стоит забывать. Картинка получится впечатляющая. Иероним Босх нервно курит в сторонке.

Будь Эльза в стабильном состоянии, доверяй он ей хоть немного, Никита, пожалуй, и напился бы. Наверняка в закромах этого гостеприимного дома найдется не только куриный бульон, но и бутылочка вискаря. Но пока придется ограничиться кофе с шоколадкой.

Кофе он сварил много, чтобы уж наверняка хватило им обоим. Он варил, а Эльза сидела, скукожившись, старалась удержать внутри бульон. Если не удержит, будет обидно, Никита уже как-то воодушевился этой их совместной маленькой победой.

– Ты как? – спросил уже, наверное, в двадцатый раз. Спросил и заглянул в бледное Эльзино лицо. Веснушек почти не видно, на лбу испарина, но глаза уже с явной прозеленью, а не мутно-болотные. Пошел процесс!