Татьяна Корсакова - Вранова погоня [litres]

– Можно. – Он выставил на стол все необходимое.

– На тебя тоже?

– На меня тоже.

Эльза взяла в руки тяжелую медную турку и задумалась. Как давно она не варила настоящий кофе? Раньше, помнится, жить без него не могла, экономила на чем угодно, только не на нем. А потом… Что случилось потом, она запретила себе думать, вместо этого включила кофемолку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Никита, когда она разлила кофе по чашкам и вернулась на свое место у холодильника.

– Тебе не надоело?

– Мне надоело. – Он злился. О крайней степени его раздражения говорило позвякивание ложечки о край кофейной чашки. – Но у меня есть обязательства.

– Перед Никопольским? – В желудке кольнуло. Но не от переедания, нет – от чего-то другого.

– Перед Никопольским, перед тобой. Перед собой, в конце концов! – Ложечка брякнула еще сильнее.

– Не знаю, что там у вас с Никопольским, но я снимаю с тебя все обязательства. Ты свободен, Никита.

Так она и сказала ему десять лет назад. Ты свободен! И он ушел, воспользовался дарованной свободой. Сейчас тоже уйдет. Люди не меняются. Люди не меняются никогда.

– Это не тебе решать. – Ложечку он положил на стол. Наверное, чтобы не разбить ненароком чашку.

– Это моя жизнь. – Кофе был горький, как хина. Странно, а раньше она любила горький кофе. Может, отвыкла? Надо будет…

Додумать мысль до конца не получилось. Никита, спокойный и невозмутимый Никита, вдруг сдернул ее со стула, под аккомпанемент возмущенных кошачьих воплей поволок в холл к огромному, в полный рост зеркалу.

– Твоя жизнь?! – заорал он, глядя не на Эльзу, а на ее жалкое перепуганное отражение. – Смотри, что ты сделала со своей жизнью! Смотри, в кого ты превратилась! Говоришь, я могу уходить? А я не уйду, даже не надейся! Я не позволю тебе сделать с собой такое еще раз!!!

Он орал и тряс Эльзу за плечи, сильно, грубо, словно она была куклой или пугалом. А незнакомка в зеркале вдруг заплакала. Крупные слезы катились по ее впалым щекам, скатывались по шее за ворот халата. Предательница и слабачка! Потому что сама Эльза не такая! Она сильная, она может справиться с чем угодно! Только бы ей не мешали!

А ей мешали. Ее больше не трясли, ее сжимали, словно в тисках, гладили по волосам и по спине. Совсем неласково гладили, неловко.

– Прости, – сказал Никита ей в макушку. – Я не должен был так. Ты не заслужила.

– Я заслужила. – Все-таки ей удалось извернуться, выскользнуть из его объятий, вернуться на кухню, к урчащему боку холодильника. На колени тут же запрыгнула кошка, потерлась лбом о подбородок, лизнула в мокрый нос.

Кофе был уже не горьким, а соленым. Наверное, от капающих в него слез. Слезы капали, оставляя после себя на темной глади концентрические круги. Как будто Эльза бросала камни в крошечное кофейное озеро. Никита сидел напротив, с сосредоточенным видом размешивал ложечкой несуществующий сахар, молчал. Это была неправильная, очень неловкая пауза. Почти такая же неловкая, как сцена возле зеркала. Поэтому Эльза взяла себя в руки, заговорила первой.

– Ты знаешь, Никита, – слова давались тяжело, но она очень старалась. – Я сегодня словно проснулась. Спала-спала, видела кошмарный сон, а потом раз – и проснулась! И я не знаю, как буду жить дальше. Я накосячила… – Он молчал, не мешал, и она была ему за это очень благодарна. – Но я попробую все исправить. Я не хочу туда, откуда вернулась, откуда ты меня вытащил.

Надо быть честной с самой собой. Остальным можно врать, но себе – ни в коем случае. Никита ее спас, за волосы вытащил из того грязного болота, в котором она барахталась все это время. Никита вытащил, а дальше она как-нибудь сама.

– Ты молодец, – похвалил Никита. Наверное, именно так он хвалит тех своих пациентов, которые после тяжелой операции идут на поправку. – Только, Эльза, это лишь начало пути. – А такое он пациентам тоже говорит? – Избавиться от зависимости не так просто, не нужно обольщаться.

– Я понимаю. – Она не кривила душой. Вот только бояться нужно не зависимости, не возврата к таблеткам. Ей нужно бояться того, от чего таблетки ее прятали. Или не от чего, а от кого?..

Потянуло холодом, сначала по босым ногам, потом по спине. Эльза поежилась. Теплым оставалось только колечко. Теплым и надежным, словно бы Эльза была лодкой посреди урагана, а колечко – якорем, не позволяющим утащить лодку в пучину.

– И спасибо. – Она вытянула вперед руку, полюбовалась колечком. – Мне его не хватало.

В ответ Никита лишь молча кивнул, повертел в руках свою чашку, а потом вдруг спросил:

– Ты помнишь, что случилось в лесу?

Эльза помнила. Не все, и не слишком ясно, потому что запомнить бредовые видения в деталях у нее никогда не получалось. И приходилось записывать, переносить на холст все то, что прорывалось с той стороны. Она бы и сейчас записала, если бы у нее были кисти и краски.

– Я отключилась. Тот препарат, что уколол мне Никопольский…

– Должен был облегчить симптомы абстиненции.

– Не облегчил.

Скорее всего, Никита с ней не согласился, но промолчал.

– Я добралась до старого дерева, чтобы подальше от дороги, и отключилась.

– Отключилась, и что потом? – Он смотрел на нее очень внимательно, и во взгляде его было что-то странное. Эльза сказала бы, что это азарт.

– Ты хочешь знать подробности моего бреда?

– Да.

– Это слишком интимно. – Эльза усмехнулась. – Словами такое не описать.

– А красками?

– А у тебя есть краски? – Ей вдруг так захотелось, чтобы он сказал «да»! Аж ладони зачесались.

– У меня есть все, что тебе нужно. Холст, кисти, краски и прочие… фишечки.

– Фишечки? – Эльза улыбнулась. – Ты был в магазинчике Агаты. Только она так говорит.

– Не спросил, как ее зовут, но купил все необходимое.

– Зачем? – Эльзе и в самом деле было важно знать. – Это какая-то особенная методика терапии? Арт-терапия, да?

– Нет, я просто подумал, что тебе может пригодиться.

Он и впрямь купил все самое необходимое. Наверное, потратил на это чертову кучу денег. Потому что многое из того, что Эльза видела перед собой сейчас, она не могла себе позволить даже в лучшие годы.

…Комната пустая и солнечная, словно специально предназначенная под мастерскую. В Эльзиной жизни никогда не было таких комнат. И уж тем более собственных мастерских.

– Тебе нужно что-то еще?

– Нет, у меня все есть. – Сейчас ей было нужно лишь одно – одиночество.

И Никита все понял правильно.

– Я буду поблизости, – сказал, обходя разлегшуюся посреди комнаты Зену. – Ты зови, если что.

– Непременно!

Кажется, он еще что-то говорил, но Эльза его больше не слышала. Вдохновение взяло ее за руку и увело в те ясные дали, о существовании которых она уже успела забыть…

Чтобы не мешать, Никита вышел на крыльцо, уселся в плетеное кресло-качалку, запрокинул лицо к небу. Небо лиловело у самого горизонта. То ли из-за приближающихся сумерек, то ли из-за близкой грозы. Время сейчас такое. Самое время для гроз и потрясений.