Чайна Мьевилль - Переписчик

Еще каких-то двадцать шагов Сэмма преодолела с трудом, будто ей не хватало воздуха.

Я прошептал:

– Видишь?

Добравшись до меня, она первым делом пожала мне руку, словно мы взрослые, и это было здорово. А потом грубо обняла меня, замешкалась и обняла снова, так сильно, что я захрипел.

– Ты здесь! – промычал я ей в одежду. – Как ты поняла, где меня искать?

– Я что-то услышала. – Говорила она вяло. – Выстрел. Прямо здесь. И подумала, что это неспроста. Подумала, что ты можешь спуститься.

Сэмма лгала. Она наверняка была здесь, когда услышала выстрел, раз поняла, откуда он донесся, а значит, ждала очень долго. Я заподозрил, что она не спала ночь за ночью, сколько смогла выдержать, чтобы ждать и надеяться меня найти. И я пришел.

Сэмма раскидала ногой камни, расстелила одеяло и усадила меня рядом с собой. Она принесла еду. Сладкие ореховые леденцы. Овощи, которые можно есть сырыми. Я все сгрыз.

Наконец я заговорил:

– Тот мальчик сказал, что Дроб пропал.

Мы перестали жевать. Сэмма не выглядела пораженной. Лишь спокойной и несчастной.

– Люди уходят, – промолвила она.

– Но почему он ушел? Он бы никогда не ушел просто так.

– Я не знаю. Он к тебе не заглядывал? Я думала, он явится за тобой. А если все-таки явился? Если пытался?

Я услышал фырканье: судя по звуку, наш голодный наблюдатель вернулся с компаньоном. Мы не испугались.

– Знаешь, – произнесла Сэмма, – может, так и есть. Может, он просто уехал.

Мальчики и девочки могут стать ворами-отшельниками. Они могут найти путь или человека, которые подтолкнут их к взрослению. Они могут противостоять врагу и исчезнуть.

– А может, это все служаки, – продолжила Сэмма. – Он все требовал, чтобы полицейские забрали твоего отца. Вдруг вместо этого они забрали самого Дроба.

– А как же его друг? – напомнил я. – Он ждал кого-то в картинном доме. Ну, кого-то кроме тебя. Кого-то не из города.

Она склонила голову.

– После того как тебя забрал отец, мы вернулись в тот зал, но там уже кто-то побывал и унес все, кроме того, что осталось у Дроба.

Я вспомнил, что Дроб держал в руке запечатанный пакет, надпись на котором мы не смогли прочесть.

– Ты знаешь всех в городе, – сказал я. – Кто это мог быть?

– Без понятия. Я никогда не видела друга… точнее, подругу Дроба. Это девушка, он ведь говорил тебе о девушке. – Сэмма помолчала. – Кто бы это ни был, когда они являются в город, они сами тебя находят, а ты их – никогда.

Голос ее совсем сел. Она отвернулась.

– Какое-то время я не смогу приходить.

Я не ответил. Просто смотрел на нее и старался не дать губам задрожать.

Сэмма сказала, что есть и другие, о ком ей нужно думать, особенно сейчас.

– Я просто не смогу, – сказала она, как будто я спорил. – И вряд ли Дроб вернется.

А потом вручила мне нож, лезвие которого складывалось в рукоять.

– На случай, если за тобой придут.

Сэмма пронзила воздух, показывая мне удар, и рассказала пару коротких историй.

– Я хотела отдать тебе бумаги, – наконец произнесла она. – Те, что нашел Дроб.

– Зачем?

– Ты же умеешь читать? Но если они все еще были у Дроба, он, наверное, забрал их с собой.

Она заколебалась, явно сомневаясь, стоит ли продолжать, но я убедил ее рассказать мне все.

– Я видела женщину. Или девушку.

Спустя много дней после исчезновения Дроба. Спустя много дней после их последней встречи. Поздним вечером Сэмма стояла у окна своего второго любимого дома на мосту, словно надеялась разглядеть, куда ушел Дроб. И ошеломленно замерла, когда из темноты на нее вдруг уставилось лицо.

– Она походила на тень. Что-то шептала. Было трудно разобрать, но голос молодой. Думаю, она если и старше меня, то ненамного.

– Это был призрак? – спросил я.

Сэмма пожала плечами.

– Что она говорила?

– Как я уже сказала, разобрать было трудно. Сомневаюсь даже, что она смотрела на меня. – Сэмма, в свою очередь, не смотрела на меня, устремив взгляд в воспоминания. – А словно в комнату за моей спиной, на кого-то другого. Но больше никто ее не видел. Она казалась расстроенной. Думаю, она сказала: «Где Дроб? Где отмененный приказ?» А затем испарилась, и даже не знаю…

Сэмма выудила из сумки большую бутылку и протянула мне. Я едва смог удержать тяжелое зеленое стекло.

– Дроб оставил. Сначала добыл, а потом оставил. Полагаю, для тебя.

На дне бутылки лежали чешуйчатые останки и выцветшие сломанные кости животных.

Отводя глаза, Сэмма быстро и угрюмо меня обняла. Я хотел сказать ей что-нибудь, что угодно, лишь бы задержать подольше. Мне было жаль ее так же, как самого себя, и, в конце концов, я не желал оставаться на холме наедине с отцом. Но я не сумел ее остановить.

– Вернусь, как только смогу, – заверила Сэмма и шагнула обратно на тропу.

Спускалась она с явным облегчением, хоть и старалась его от меня скрыть.

Ты хотел шагнуть следом за ней, но не стал или не смог. Ты смотрел, как она уходит.

Тогда ты видел Сэмму в последний раз. А позади, в холодной темноте, твоего возвращения ждали огни отцовской мастерской и бесформенная громада дома.

ПРИШЕЛ МУЖЧИНА.

Отец тогда спустился в город, а я был наверху, заселял стены новыми рисунками. Животные теперь выглядели иначе. Я добавил им лица и распрямился. Новенькие смотрели на улицы, где обитали их предшественники, и я перешептывался с ними со всеми. Дом дрожал под порывами ветра, за окном виднелись поваленные деревья.

Раздался стук, и я дернулся так сильно, что шею пронзило болью. Я знал, что это не отец, потому сбежал по лестнице и открыл дверь.

На кухню ворвались ветки и обрывки листьев. Я уперся ступнями в пол. Затянутое облаками небо слепило. Я вгляделся в силуэт на пороге, моргая, чтобы защитить глаза от ветра.

– Ключника нет, – сказал я. – Можете подождать снаружи, но я не знаю, надолго ли он ушел. Или можете вернуться в город, и завтра его точно застанете.

– Я пришел не к ключнику, – сообщил гость.

Его очертания стали отчетливее. Мужчина что-то держал в руках.

Кожу его покрывали глубокие борозды морщин, но не думаю, что он был намного старше моего отца. Голова сверкала лысиной, только надо лбом красовался островок коротких седых волос и такая же окантовка на затылке. Мужчина был высок и пусть не так поджар, как мой отец, но худощав и крепок. Глаза надежно скрывались за отражениями в линзах его очков. Темно-серый костюм и белую рубашку покрывала пыль. Наши горожане галстуков не носили, потому меня озадачила полоска ткани с простым черно-синим узором.

На плече гостя висело ружье, в левой руке он держал ящик, а в правой – дощечку с зажимом для бумаг.

Он поднял голову, и я понял, что очки его состоят из нескольких сдвигающихся линз. Я никогда не видел таких устройств. Гость смотрел на меня сквозь увеличительные фасеточные стекла.