Лора Перселл - Безмолвные компаньоны [litres]

У нее вырвался сиплый хрип, и только. Жалкая пародия на шипящий скрежет компаньонов.

– Мне не кажется, что она способна разговаривать, – с сомнением проговорила ассистентка.

Человек вперился в нее. Ухмылка на его лице стала злобной, плотоядной.

– Что ж, она, по крайней мере, может кричать.

Вновь комната с обитыми стенами. Так и есть. Она чувствовала запах соломы на полу и грязного холста на стенах. Солома, запахи пота и страха: это зловоние трудно забыть.

Пол был застелен клеенкой и поскрипывал под ее босыми ногами, когда она ходила, как зверь по клетке, взад-вперед, взад-вперед. Она слышала этот скрип, чувствовала, как трут кожу узлы смирительной рубашки. Неужели и мать Руперта тоже прошла через это? Нет, нет, нет . Она хочет только одного – вернуться в то время, когда мир вокруг был безопасным и тихим. И зачем только она начала писать?

Где-то в больничном корпусе раздался звонок. Громкий, очень реальный, он был слышен даже сквозь соломенные маты.

Ей нужно видеть доктора Шеферда. Если бы он тогда разбудил ее, то, возможно, смог бы успокоить и помочь снова заснуть. Тогда у нее не было бы этих ужасных кошмарных снов про Сару, и никто не стал бы заставлять ее участвовать в разбирательстве. Дознание? Суд? Он собирается выйти на кафедру и говорить о ней, как о каком-то диковинном растении, выставляя на общее обозрение все то, что было скрыто под землей. А люди вроде мистера Гринлифа, потенциального инвестора их фабрики – жирные, важные, со щетинистыми бакенбардами на лице, будут его слушать и переговариваться между собой, решая ее участь.

Какая же участь ждет ее теперь? Доктор Шеферд сказал, что лучшее, на что она может надеяться, это Бродмур: тюрьма для умалишенных преступников. Видно, по сравнению с Бродмуром, горько подумала она, больница Св. Иосифа покажется ей роскошным отелем вроде «Клариджа».

Возможно, если лекарства окажутся достаточно сильными, как бывало раньше, она сумеет выдержать. Но выживать так, как приходится сейчас – в ясном сознании и полной памяти? Немыслимо.

Щелкнул замок. В комнату влетел доктор Шеферд.

С доктором явно что-то случилось. На нем не было ни сюртука, ни жилета – только сорочка и бежевые подтяжки. Волосы растрепались. На стекле очков красовался отпечаток пальца, а руки были вымазаны чернилами.

– Миссис Бейнбридж, простите меня. Я, разумеется, должен был явиться намного раньше, едва только услышал о вашем небольшом срыве, но поверьте, меня задержали крайне важные обстоятельства. – Он окинул ее взглядом с головы до пят, будто видя в первый раз. – Смирительная рубашка? Об этом мне не доложили. Приношу вам извинения, миссис Бейнбридж, я распоряжусь, чтобы это сняли и поместили вас в удобную палату. Почему они сочли эту меру необходимой? Насколько я понял, вы просто увидели дурной сон?

Он поглядел на Элси. Она не отвела глаз.

– Ах, конечно же, вы не можете писать – ваши руки. Прошу прощения. Никак не могу собраться с мыслями.

Спохватившись, он закрыл за собой дверь. Глаза у него покраснели, как у человека, который провел ночь без сна. Впрочем, в этой коробке без окон невозможно определить время. Возможно, он явился к ней среди ночи.

– Я как раз писал свое заключение, – сказал ей доктор Шеферд. Заметив на пальцах чернила, он машинально вытер их о стену. – Видите, чернильные пятна тому доказательство! Я излагал теорию, которую мы обсуждали, о ваших родителях и мисс Бейнбридж, когда… Словом, этот фрагмент придется переписать. Или вообще не писать об этом, я пока ничего не могу сказать. Все это весьма, весьма странно.

Сейчас ей как никогда нужен был бы голос. Прошлой ночью она кричала, но и только. Ей припомнились записи в дневнике Анны о демоне, лишившем Гетту дара речи. Вот что при этом чувствуешь: смирительная рубашка на языке и никого, кто мог бы развязать путы.

Сняв очки, доктор Шеферд протер стекла рубашкой.

– Должен признаться, это оказалось чувствительным ударом по моей гордыне. Я полагал, что во всем разобрался, и все это так хорошо укладывалось в заключение. Но в подобных случаях приятно оказаться неправым. Вы удивлены. Ну конечно, ведь я еще ничего не объяснил. – Он нацепил на нос очки, не ставшие чище. – Я попросил бы вас сесть, но, вижу, мои невнимательные коллеги не снабдили комнату стулом. Неважно. Тогда я просто прошу вас, миссис Бейнбридж, приготовиться услышать нечто невероятное и поразительное.

Неужели он говорит серьезно? Невероятное и поразительное? Полно, читал ли он вообще ее историю?

– Вчера, среди ночи – или, точнее, сегодня под утро – я получил телеграмму. Она имеет отношение к объявлению, которое я разместил в газетах, с просьбой откликнуться тех, кто имеет сведения о Саре Бейнбридж.

Стены комнаты, казалось, стали расширяться. Элси затаила дыхание.

– В это трудно поверить – столько времени прошло – но телеграмма была от самой Сары. Она существует, и она жива.

Жива . В одном слове было столько возможностей – дверь на волю из ее узилища, выход из гробницы.

Должно быть, она сильно побледнела, так как доктор крепко схватил ее за плечи.

– Да, я могу понять ваши чувства. Это чудо. Я так рад, так рад за вас, миссис Бейнбридж. Примите мои поздравления.

Сара сможет засвидетельствовать, что гибель Джолиона была трагической случайностью. И, хотя она не видела, как повесилась миссис Холт, но сможет рассказать, в каком состоянии находилась бедная женщина, в какие пучины отчаяния и безысходности она погрузилась, лишившись единственной дочери.

После этого никто больше не назовет Элси умалишенной преступницей. Она не убийца. По крайней мере, не в этом случае. Огласит ли доктор Шеферд публично написанное ею, в том числе и признание, касающееся смерти родителей? Она в этом сомневалась. Вот он стоит, с улыбкой до ушей, торжествующе озираясь с таким видом, будто только что сам вынул ее из петли.

– Разумеется, телеграммы не позволяют вести долгих разговоров. Я не смог задать Саре многих вопросов, но сумею сделать это лично. Она уже в пути и приезжает послезавтра. Больница обеспечит ей возможность встретиться с вами и со мной. Я понимаю, что Сара намерена сообщить о себе в полицию, но прежде всего она хочет видеть вас.

Сара. Более не персонаж ее повести, а человек из плоти и крови, которому она не безразлична. От радости, переполнившей ее при этой мысли, Элси чуть не задохнулась.

Что она говорила, отправляясь в Торбери Сент-Джуд? Что они еще сумеют наладить новую жизнь вместе. Да, они это смогут. На основании свидетельских показаний Сары Элси могут выпустить на свободу. Теперь у нее будет кто-то, кто сможет за ней ухаживать, кто-то, ради кого она будет жить. Она не станет третировать Сару, как миссис Крэббли, обходиться с ней, как с нищей приживалкой. Все для них начнется заново, они заживут как равные.